И опять, вот уже в который раз, боль и тоска стиснули сердце Савелия. Завтра — уходить.
В постели он обнял безжизненной рукой Ксюшу, прижался горячими губами к плечу и, чувствуя какую-то большую вину перед женой, устало досадуя на свою вялость, на бессилие бороться со сном, забылся до утра.
Разбудил Савелия голос Артемки.
— Папка пришел! Папка пришел! — кричал он где-то в сенцах.
— Да ну! — услышал Савелий голос Лазаря. — Где ж он? Савелий!
— Цыц! — прикрикнула на сына Ксюша. — Балуется дите. Откуда Савелию взяться?
Савелий вскочил с постели и спрятался за выступом грубки. В голове, еще не отошедшей ото сна, лихорадочно застучало.
— Што ты, Ксюша! — обиделся Лазарь. — Савелий, брат, где ты? Не ховайся, это я, Лазарь!
— Нету Савелия, — повторяла Ксюша. — Дите балуется, а ты поверил?
— Ах ты, господи! Да как же ж это? Я ж его брат. Сичас, я наметом, — донесся голос Лазаря уже со двора.
Савелий кинулся к окну, выглянул из-за гардины. Лазарь семенил по улице, растопырив руки, как наседка крылья, и бормотал что-то себе под нос.
— Ксюша! — закричал Савелий на всю хату. — Догони!
Ляпнула калитка, и мимо окна пронеслась Ксюша. В спальню с радостным «папка! папка!» вбежал Артемка. Савелий подхватил его на руки, прижал к груди и не отводил взгляда от окна. За Артемкой появился дед Антип.
— Што там такое?
— Лазарь узнал, — ответил Савелий.
— Ах ты, едрит твою! — Дед Антип остановился от неожиданности.
— А что, это очень опасно? — спросил Савелий, не понимая еще всей сложности своего положения.
Дед только махнул рукой и выбежал из хаты.
Савелий надеялся, что все обойдется. Немцев в деревне нет, за окруженцами они особо не охотятся. На худой конец, он сможет и днем уйти. Савелий опустил Артемку на пол и стал торопливо одеваться. Артемка выжидающе глядел на него и счастливо улыбался. Сын ждал гостинца, но что мог Савелий дать ему? Он пошарил в карманах, виновато глядя на сына, нащупал значок «Ворошиловский стрелок».
— На вот, сынок, это тебе.
Артемка радостно схватил значок и юркнул под стол, где хоронилось все его богатство: пустые спичечные коробки, десяток темно-коричневых каштанов, патронная гильза, разноцветные матерчатые лоскутки и деревянный кораблик, вырезанный дедом. Оглядев свое хозяйство, он вылез из-под стола и подошел к Савелию. Постоял немного, склонив голову набок, и спросил:
— А чего у тебя борода, как все равно у деда?
— Вот побреюсь — и не будет, — ответил Савелий, подходя к окну и застегивая на ходу приготовленные Ксюшей костюмные брюки.
— А чего не брился? — допытывался Артемка.
— Холодно было, — нашелся Савелий. — А борода греет.
— А чего?..
Он хотел еще что-то спросить, но у двора показалась Ксюша, и Савелий заторопился к выходу. Во двор он выходить не решился, подождал в сенцах. Ксюша пришла бледной и растерянной. Она ступила на порог, взглянула на Савелия, заморгала ресницами, лицо ее перекосилось, и по щекам покатились слезы.
— Что там? — спросил Савелий, почуяв какую-то большую беду.
Ксюша не успела ответить. Подошел дед Антип.
— Все, Савелий. Становись на прикол.
— Шутить не время, батя, — ответил Савелий и заторопился: — Ксюша, давай скорее какую сумку, сейчас ухожу. Батя, где искать партизан?
Ксюша стояла не двигаясь, дед Антип молчал. Савелий поглядел на обоих и растерянно, ничего не понимая, крикнул:
— Да что же вы?
— Нельзя тебе уходить, — буркнул дед Антип и опустил голову.
— Как это — нельзя? — удивился Савелий. — Я обязан и уйду. Где искать?.. — Он повернул в хату, но дед Антип остановил:
— Погодь, Савелий. Стой!
Савелий остановился. Он чего-то здесь не понимал, чего-то не знал такого, что всем было ясно. Дед Антип провел его в трехстен и усадил за стол, сказав Ксюше:
— Подавай снедать.
Ксюша захлопотала у стола, на ходу рассказывая мужу:
— Не успела… У этого балаболки язык — что помело. Налетела посеред улицы на Наталью, та и пытает: «Савелий возвернулся?»
— Ну и что?
— Так прямо ж под окнами Гаврилки. А там — Петро…
— Погодь, Ксюша, — перебил ее дед, глядя на растерянного, ничего не понимающего Савелия. — Гаврилка старостой у нас. Да с ним столковались бы, коли што — Любку напомнили. А Петро полицаями заправляет, кулацкий огрызок!.. Падла такая, што — тьфу!