Ерунда. Все гораздо проще. Сломалась баба, стойкости не хватило, вот и повело не в ту сторону. Да и он сломался, чего уж душой кривить, брехать самому себе. Забоялся идти в отряд — там воевать надо было. Выжить хотел, переждать лихолетье.
Сейчас ему даже стало жалко Полину. Баба ведь, что с нее взять, если мужики ломались, как голье сухое. А где стойкие? Сколько их осталось? Раз, два — и обчелся. Остальные полегли. Так что же, судить человека за его слабость, к стенке ставить? Не-ет, граждане начальники. Когда пристукнул Евдокима — судите, виноват. И отсидел свое, ни на кого не обижается. Но чтобы отдуваться за то, что голову свою под пулю не понес — извините, не согласен.
А чего хотел Тимофей? Этого и хотел. Вот здесь бы Просе и пошевелить мозгами, прикинуть, с чего это Захар стал враждебным к дому Лапицких. То-то и оно: будь Тимофей другим — и Захар не стал бы под него копать. Захар лишь защищался, не нападал, а защищаться — дело святое. Защищался, потому что жить хотел. Плохо ли, хорошо, но жить, как дерево вот это. Сколько морозов оттрещало, ветров пронеслось, отбушевало пожаров, сколько веток обломано, изрезано коры, а клен стоит себе, беззаботно качая листвой, и стоять будет.
Захар остановился на мысли, что сравнивает себя с кленом, и зло, с издевкой хохотнул — до того маленьким, невзрачным и убогим он казался рядом с могучим деревом.
— Дур-рак! Ему жить, а тебе доживать, — произнес он вслух, сплюнул, кривясь от глупых мыслей, и сгорбился, торопливо закурил.
Так и просидел понуро до поезда на лавочке из горбыля, полуистлевшего от времени.
6
В милиции Захар долго не задержался. Начальник райотдела просмотрел бумаги, расспросил о планах на жизнь, прочитал нотацию впрок и велел приходить через три дня. Видно было, что он не особо верит в Захарово обещание тихо жить и трудиться. Но это не обидело, такая должность у него — держать ухо востро. Главное — Захар сам для себя решил покончить с темными делами и никогда к ним не возвращаться. А тот прощальный разговор на станции в Ново-Белице — пустое, Захар лишь поддерживал марку отпетого человека, как делал это все годы в лагере, чтобы легче выжить.
Сейчас у него первая забота — найти в Гомеле пристанище. Как можно скорее, прямо сегодня, отыскать жилье, чтобы не ездить в Метелицу, не мозолить людям глаза. Со дня на день должен явиться Тимофей, и встреча с ним Захару не улыбается. Если же застрянет у Капитолины, встречи не избежать. Улица одна, по задворкам не набегаешься.
Выйдя из милиции, он машинально побрел в сторону вокзала, раздумывая, где искать жилье и как это лучше сделать. Не подойдешь же к первому встречному с таким вопросом. По дороге, в сотне шагов от пристанционной площади, ему попалась пивная бочка, у которой толпилось с десяток мужиков. Как раз то, что надо.
Взяв кружку пива, он пристроился к группе из трех человек, одетых по-рабочему и навеселе. Это были грузчики с соседней товарной базы — понял по их репликам.
Слово за слово — разговорились. Ребята оказались тертыми и Захаровой стрижке особого значения не придали. Спросили только:
— Оттуда?
— Угу.
— И сколько пришлось?
— Семь с хвостиком.
— Прилично.
Взяли еще по кружке, поделились сухой рыбой, и он решил не тратить время попусту, не так уж много до поезда.
— Не подскажете, где тут угол найти?
— В смысле — чемодан? — хохотнул один из них, но, перехватив колкий взгляд Захара, осекся. — Есть тут местечко неподалеку. Тебе одному?
— Да нет, с бабой.
— Тогда шагай к Полесскому переезду, знаешь? Ну вот. Как перейдешь пути — второй дом слева. Старуха там, Надежда Поликарповна. Покладистая бабка, примет. А если у нее занято — подскажет, где найти. Там до черта сдают.
— Ну спасибо, кореш, выручил! — обрадовался Захар. — Хата мне сейчас позарез нужна. Может, и насчет работенки подскажешь. Как у вас?
— Паспорт получил?
— Через три дня. Только из милиции.
— Ясненько. Ну вот, пропишешься — и приходи. Сеньку Шульгу спросишь. Тяни-толкай всегда требуются. В смысле — грузчики. А у бабки, если что, на меня сошлешься.
Захар поблагодарил еще раз и заторопился к Полесскому переезду.
Ему повезло. У бабки оказалась свободная комната с отдельным входом, крохотными сенцами, кухонькой и небольшой, метров около восьми, боковушкой — са́мо для Максима. Узнав, что он не какой-нибудь прощелыга, а имеет жену, сына и направлен к ней Сенькой Шульгой, хозяйка разрешила вселяться хоть сейчас, вручила ключи и потребовала задаток за месяц вперед, начиная с сегодняшнего дня. А документы не к спеху, пропишет и на следующей неделе.