На полдороге Антип Никанорович почувствовал, что начинает уставать. Сказывалась недавняя болезнь. В молодости, да и позже, уже перед войной, Антипу Никаноровичу хватало недели после любой болезни, чтобы набрать прежнюю силу, а теперь силы не приходили, здоровье не восстанавливалось, как у старого дерева: подпорченные ветки высыхали — новые не появлялись.
— Шалавы! — ругнулся Антип Никанорович на свои ноги. — Гляди у меня, шагай! — И, постояв с минуту у дряблой ольхи, двинул дальше, определяя время по месяцу, маячившему поплавком среди голых веток.
К полуночи он был в Старой дубраве. Саженей через триста его остановил молодой голос:
— Стой, кто идет?
— Свой я! Свой! — откликнулся он.
Антип Никанорович вгляделся в хлопцев.
— Кто — свой?
— Из Метелицы я, Лапицкий!
— Никак, дед Антип? — удивился один.
— Никанорович, заблудился? — поддержал второй.
— Хтой-то, не признаю?
— Демин я, Николай!
— Колька? — обрадовался Антип Никанорович и тут же спросил: — Отряд ушел?
— Это вам зачем? — насторожился Демин. В голосе его Антип Никанорович почувствовал недоверие.
— Ай, хлопя, не до того теперь. Каратели в Липовке.
— Штука! — присвистнул Демин.
Он схватил Антипа Никаноровича за рукав и потянул в лес.
— Оставайся, я мигом! — крикнул он своему дружку, которого Антип Никанорович так и не признал. — Скорей, Никанорович! Скорей!
— Ушли, значит? Ах ты, лишенько! Давно?
— Часа полтора назад.
Дальнейшее происходило быстро и суетливо. Вошли в землянку. На полатях сидел метелицкий мужик Яков Илин, бывший бригадир полеводческой бригады, у стола — двое незнакомых. Яков удивился было появлению Антипа Никаноровича, но Демин оглушил его вестью, заставив поперхнуться на полуслове и застыть с разинутым ртом.
Ругнувшись и сплюнув на земляной пол, Яков приказал двоим партизанам бежать вдогонку за отрядом, те схватили карабины и юркнули из землянки. Демин ушел на пост, и Антип Никанорович остался вдвоем с Яковом.
— Что же вы, Никанорович, припозднились так! — вздохнул Яков, топчась у стола. — Ах, мать их так-перетак! Не успеют хлопцы. Ввяжется в бой Григорий.
— Как узнал — туточки и в дорогу, — оправдался Антип Никанорович. — Черти их принесли. После обеда уже…
— От кого узнали-то?
Антип Никанорович помялся и проворчал:
— От людей добрых. — Он умолк, раздумывая, сказать о казни Любы или нет. Но, глядя на растерянного, обеспокоенного Якова, решил: сейчас для него и этого хватает.
— У нас останетесь? — спросил Яков.
— Переночую. Истомился я страсть как!
Яков потоптался в землянке, сокрушенно мотая головой, потом вышел, позвал одного из партизан, приказал:
— Всех хлопцев — на ноги! Запрягать коней и грузиться!
— Сниматься с лагеря? — удивился партизан.
— Видать, придется. Не знаю. Надо быть наготове.
— Мо, подмогнуть чего? — вызвался Антип Никанорович.
— Отдыхайте, — отказался Яков. — По всему, вам скоро в дорогу.
17
Отряд пробирался к Липовке. С автоматом за плечом Савелий шагал рядом с Маковским; оба молчали, думая об одном и том же — о предстоящем бое. Из сорока восьми бойцов отряда в операции по разгрому липовской комендатуры приняло участие тридцать пять человек во главе с командиром. Предстояло первое нападение на немецкий гарнизон. До этого отряд занимался в основном подрывной работой: пускал под откос поезда, поднимал на воздух мелкие железнодорожные мосты, иногда нападал на машины, чтобы добыть оружие и боеприпасы, от руки на полулистках из школьных тетрадок писали листовки с сообщениями Совинформбюро о продвижении Красной Армии и о зверствах фашистов на территории Белоруссии. И наконец решили показать себя в полную силу. В Липовке стоял немецкий взвод и путейская ремонтная бригада — всего до ста человек. Расчет был верным: застать противника врасплох, ночью.
Савелий был уверен в успехе дела, но немного взвинчен, предчувствуя добрую заваруху. Григорий жадно тянул цигарку, спрятанную в кулак, яростно сплевывал, бормотал что-то себе под нос. Ему также не терпелось встретиться с комендантом. Он давно мечтал о встрече, жил этой мыслью, сколько раз строил дерзкие планы поимки Штубе, но здравый смысл и ответственность за жизнь партизан удерживали его, заставляли выжидать более подходящий момент.