Метелло не успел ему ответить, так как общий разговор был прерван появлением инженера и его свиты, выходивших из конторы. Бадолати что-то сказал племяннику и сыну Мадии, которые вновь сели в коляску. В этот момент у Метелло мелькнула мысль: он позвал маленького Ренцони и велел ему:
— Сбегай посмотри, как идут дела на участке Мадии и расспроси, не знают ли они чего-нибудь о других стройках. Беги во весь дух и возвращайся поскорее.
Помогая себе руками, маленький Ренцони вскарабкался на насыпь, кубарем скатился на набережную Муньоне и в мгновение ока очутился у Понте-Россо, так что казалось, будто коляска гонится за ним.
Прежде чем он вернется и принесет известия, которые ему покажутся такими важными, у строительной площадки Бадолати произойдут решающие события и каждый из присутствующих здесь людей обнаружит меру своих духовных сил.
Инженер выступил вперед, полицейский комиссар в котелке и унтер-офицер остановились в нескольких шагах от чего. Рабочие стали плечом к плечу, засунув большие пальцы рук в жилетные карманы. Солнце уже поднялось высоко и заливало светом дорогу, идущую по насыпи; теперь оно было за спиной у рабочих, а Бадолати било прямо в глаза. Выйдя из тени, он сдвинул шляпу на лоб. Потом, заложив руки за спину и сутулясь еще больше обычного, сказал:
— Вы что же, совсем спятили?
Он кивнул головой сперва в сторону унтер-офицера, затем в сторону полицейского и бросил взгляд на леса:
— Подняли на ноги солдат и полицию, а работа тем временем стоит!
Он помолчал и не то набрал воздуха, не то вздохнул.
— Не думайте, что я разговариваю с вами так, потому что струсил. Я хотел бы только знать, что все это означает. И если кто-нибудь из вас намерен дать мне объяснение, я буду ему весьма признателен.
Рабочие молча смотрели на него. Перед ним была непроницаемая стена. Он понял, что брешь, которую пробили семеро штейкбрехеров, проведшие ночь на стройке, вновь закрылась.
— Ответь-ка ты, Липпи. Ведь ты здесь старше всех.
Липпи вынул изо рта трубку, явно раздосадованный тем, что именно ему оказана эта привилегия. Но он действительно был здесь самым старшим и, казалось, забыл о намерениях, которые высказывал несколько минут назад, потому что вдруг спросил:
— Вы обращаетесь ко мне? Разве вы меня не уволили?
— Стоило тебе зайти в контору, и все бы уладилось.
— А в объявлении об этом ничего не написано.
— Однако ты меня знаешь… сколько уже лет?
— Да лет тридцать, если не больше. Я работал чернорабочим у вашего отца.
— И что же? Разве ты слышал когда-нибудь, чтобы я отказал человеку в помощи и оставил его умирать с голоду?
И тут Липпи, все более раздражаясь и чувствуя, как кровь приливает к голове, наговорил инженеру такого, что могло только обострить положение.
— Вы обещали убрать Криспи, а он все-таки здесь.
— Он здесь, потому что так надо.
— Вот видите! Так знаете, что я вам скажу… Нет, я ничего не стану говорить, а только спрошу: не кажется ли вам, что вы кривите душой?
Инженер шагнул вперед, вошел в полосу тени и стал лицом к лицу с Липпи, по-прежнему держа руки за спиной.
— Я не кривлю душой, Липпи, и всегда действовал прямо. А вот вы хватили через край.
Старик выдержал его взгляд, поднял трубку на уровень плеч и, показывая ею на рабочих, стоящих по обе стороны от него, заговорил, отчеканивая каждое слово:
— Видите ли, инженер, это другое поколение. Разрешите мне сказать два слова. Когда я был молод, такие же подрядчики, как вы, посылали десятников вербовать нас. Мы становились в ряд перед портиками на площади Синьории и ждали. Совсем как проститутки. Тогда еще носили фартуки, завязывавшиеся на поясе, помните? Это была наша рабочая форма… И всегда находился кто-нибудь, готовый наняться за гроши и отбить у тебя работу…
Эти слова, казалось, растрогали его, но он тут же рассердился на себя и закончил:
— А теперь перед вами другое поколение. Я это понял, хотя не умею ни читать, ни писать. Как же вы, человек ученый, не можете понять?
— Прежде у людей уважения было больше, а работы — меньше, — ответил инженер.
— Может, и так, только оставьте меня в покое, прошу вас, — Липпи медленно опустился на груду кирпичей, — я уже сыграл свою роль в этой комедии.
Когда он сел, в шеренге рабочих образовалась брешь, которую тут же заполнил собою инженер. Теперь Метелло стоял рядом с ним и смотрел на него. Бадолати хотел было обратиться к нему, но удержался, по-прежнему делая вид, будто не замечает его. Повернувшись к Метелло спиной, он пошел вдоль шеренги.