А девушка все пела.
— Это Микела, я ее знаю, — сказал вновь прибывший карманник, пойманный на месте преступления в омнибусе, курсирующем между Порта алла Кроче и площадью Синьории. — Бедная девчонка! Жизнь у нее — настоящая каторга, похуже нашей. Она прикована к постели, а все поет да прихорашивается. Микела — калека, она не может ходить, ножки у нее тоненькие, как у пятилетнего или шестилетнего ребенка. Она никогда не снимает черных шерстяных чулок, но если не смотреть на ее ноги, то в остальном эта девушка просто чудо! Белокурая, с громадными глазищами, с такой грудью!.. Днем Микела никого не принимает, даже за сто лир, а начинает работать только вечером. К ней всегда очередь…
Второго из вновь прибывших Метелло надолго запомнил. Санте Келлини родился, как он сам поспешил сказать, когда об этом зашла речь, как раз в день изгнания Великого герцога Тосканского[16]. Келлини, как и Метелло, был каменщик, работал на набережных Арно, арестовали же его за то, что он кинулся с кулаками на десятника и сильно избил его.
— Он сам полез на рожон, — рассказывал Келлини. — Я пил воду из бутылки, а он заметил и потребовал, чтобы я дыхнул на него. Потом начал кричать, что я пьян и что бутылку с вином я успел спрятать. У него давно уже был зуб на меня. И не потому, что я плохо работаю, ему-то известно, что работник я хороший и ремесло свое знаю. А просто потому, что, по его словам, я первый зачинщик во всех спорах о заработной плате.
Теперь, когда он думал о матери, оставшейся без поддержки, и о своей девушке, Келлини раскаивался. Девушка его работала портнихой и была из хорошей семьи. Ее родители и так возражали против их обручения.
— Попрошу на суде извинения у этого мошенника. Пойду на все, лишь бы меня выпустили как можно скорее. Но сделанного не воротишь. Он сам полез на рожон, а мне вся кровь бросилась в голову. Если б этого негодяя у меня не отняли, от него осталось бы мокрое место!
От Келлини Метелло впервые услышал о социализме, о равенстве, о труде, который должен оплачиваться «по количеству пролитого пота», — обо всем, что его близко касалось и о чем даже Бетто ему не рассказывал.
Девушка все пела, не умолкая. Опять наступил вечер. Карманника увели на допрос и привели обратно, а Келлини продолжал говорить.
— Сейчас, когда создана новая партия, хозяевам будет все труднее нам пакостить. Мы теперь объединились, с нами такие люди, как Коста и Турати[17]. Да что ты за рабочий, если никогда не слышал их имен? С такими вожаками твердо знаешь, куда идешь. Ну скажи, справедливо по-твоему, чтобы за батон хлеба надо было работать два часа?.. Важно, не давать себя увлечь личным чувствам, как это случилось со мной несколько часов назад. Но что же делать, если тебя вынуждают к этому?! Ведь знаешь, десятники, эти продажные шкуры, которые вышли из нашей среды, иной раз бывают хуже самих хозяев.
В камеру заглянул дежурный полицейский, который, видно, подслушивал у двери, и сказал:
— Уже познакомились?
— У нас с ним одно ремесло, — отвечал Метелло.
— А вот встречаться не приходилось, — добавил Келлини.
— Пошли, — сказал дежурный. — Карета прибыла.
Каменщик и карманник направились к выходу.
— Прощай, Келлини!
— Прощай, сынок!
Дежурный подтолкнул Келлини, и Метелло даже не смог пожать руку своему новому другу.
В тот же вечер Метелло вышел из полиции, после того как в картотеку занесли, что он сын Какуса, воспитанник Учителя и друг каменщика Келлини.
Отпуская его, полицейский комиссар сказал:
— Теперь, молодой человек, все зависит от тебя самого. Помни, что мы с тебя глаз спускать не будем.
Метелло вернулся на работу с твердым намерением, как можно скорей избавиться от надзора полиции. А пока что восемнадцатилетний паренек, повинуясь неотвязной мысли — самой назойливой из всех, преследовавших его за эту неделю, — получив в субботу заработанные деньги, поднялся по лестнице, которая вела к Микеле.
Ноги девушки не произвели на него никакого впечатления. Он не смотрел на них или просто не заметил.
Глава III
К двадцати годам Метелло уже стал человеком не то чтобы другим, но во многом не похожим на того, каким был бы, останься он батрачить в Ринчине.
Город, в котором он родился, признал Метелло и принял его. Он помог созреть его уму и закалил сердце. Город дал ему кусок хлеба, который он зарабатывал в поте лица своего, и это наполняло Метелло чувством гордости. Город еще больше развил в нем такие черты характера, как упорство, уравновешенность и даже хитрость, приобретенные им еще в детстве в крестьянской семье.
16
Леопольд II — последний Великий герцог Тосканский из австролотарингской династии — был изгнан из Флоренции в 1859 году.
17
Коста Андреа (1851–1910) — один из руководителей и основателей Итальянской социалистической партии. Турати Филиппо (1857–1932) — политический деятель, социалист-реформист, один из основателей Итальянской социалистической партии и вождей II Интернационала. Оппортунизм Турати был разоблачен В. И. Лениным.