«Монстр» происходит от латинского monstrate. Монстр — существо, которое показывают, демонстрируют в цирке, на ярмарке и т. д., и мы не смогли избежать этой участи. Ярмарка и цирк нас миновали, но не кино, причем в самой тривиальной своей форме — рекламного ролика. Должно быть, нам было лет по восемь, когда кто-то из отдыхающих — парижанин — заметил, как мы играем на маленьком пляже Катрево, который на самом деле является устьем Кентоского ручья. Он подошел к нам, разговорил, выспросил возраст, имена, адрес и тут же направился в Усадьбу, крыша которой виднелась над утесом, преодолев лестничку в восемьдесят ступеней. Если бы он пришел с дороги, то ему пришлось бы иметь дело с Мелиной, которая со свойственной ей суровостью быстро дала бы ему отпор. Внезапно возникнув в глубине сада, он наткнулся на Марию-Барбару и ее «бивуак» — шезлонг, коробка с рукоделием, книги, корзина с фруктами, очки, шаль, пледы и т. д. Как всегда, когда ее смущали или докучали, мама погрузилась в работу, уделяя пришельцу только косвенное внимание и давая уклончивые ответы. Милая Мария-Барбара! Она так, по-своему, говорила «нет», оставьте меня в покое, ступайте прочь! Я никогда не видел, чтобы она заходила дальше в отстранении, отрицании, чем эта внезапная погруженность в случайную деятельность, даже в простое созерцание цветка или облака. Она не была мастерица отказывать.
Эдуард, издали разглядев, что Мария-Барбара сражается с незваным гостем, стремительно подошел, собираясь вмешаться. То, что сказал ему незнакомец, удивило его настолько, что он на минуту онемел. Парижанина звали Нед Стюард, и он работал в агентстве кинорекламы «Кинотоп», чья официальная деятельность заключалась в съемке коротких рекламных роликов, которые показывали в кинозалах во время перерыва. Он заметил Жан-Поля на пляже и просил разрешения использовать их для съемок. Эдуард немедленно возмутился, что отразилось на его лице, где всегда, как на экране, читались все движения его сердца. Стюард усугубил положение, намекнув на значительный гонорар, который это «выступление» — Эдуард впоследствии усвоил это выражение и выдавал его нам по всякому случаю, отмечая голосом кавычки, как будто демонстрировал его на кончике пинцета, — непременно нам обеспечит. Но посетитель был настойчив, ловок и, видимо, имел некоторый опыт в такого рода переговорах. Он выправил, казалось бы, совершенно безнадежное положение, в два галса. Сначала он пообещал удвоить обещанную сумму и передать ее на нужды Святой Бригитты. Затем он описал рекламный сюжет, который мы, по его замыслу, должны были иллюстрировать. Речь, конечно, не шла о каком-нибудь вульгарном предмете, вроде ваксы, растительного масла или сверхпрочных шин. Нет, мысль о нас возникла у него в связи с предметом благородным, для которого вдобавок мы были словно предназначены. Сейчас, накануне каникул, ему поручили организовать рекламу морских биноклей марки «Юмо».[2] Поэтому он и бродил по побережью Ла-Манша в поисках идеи. И только что он нашел идею. Почему бы не доверить защиту марки «Юмо» братьям-близнецам?
Эдуард легко терялся перед смесью глупости, юмора и безответственности, которую я хорошо знаю, потому что сам к ней довольно чувствителен. Он увидел в этом деле тему для анекдота, который можно рассказать парижским друзьям, между грушей и сыром. Впрочем, читая в газете известия о канадской семье Дион и пяти девочках-близнецах, видимо приносивших неплохой доход, он не раз, шутя, спрашивал у Жан-Поля, не собираются ли те, в свою очередь, быстро обогатить семейство. Он удалился со Стюардом и по пунктам обсудил условия договора, по которому мы должны были сняться в трех фильмах по две минуты каждый, для рекламы бинокля «Юмо».
Съемки длились больше двух недель — все пасхальные каникулы — и внушили нам решительное омерзение к «выступлениям» такого рода. Кажется, я вспоминаю, что более всего мы страдали от какой-нибудь абсурдности, особенно нам досаждавшей, хотя мы и не могли ее выразить. Нас заставляли до тошноты повторять одни и те же жесты, слова, сценки, умоляя нас каждый раз держаться естественнее, чем во время предыдущей съемки. Но нам казалось, что естественными мы становимся все меньше и меньше, от съемки к съемке все более уставая, нервничая, замыкаясь в бессмысленной механике. В восемь лет простительно не знать, что естественность — особенно в артистическом смысле, а в данном случае мы были артистами, актерами, — приобретается, завоевывается и в итоге является лишь вершиной искусственности.
2
Jumo (Юмо) — марка бинокля, сокращение от Jumelles,