— Вот и все! — Сказал он сам себе задумчиво, достал пачку сигарет, ловким привычным движением вытащил последнюю сигарету и чиркнул спичкой. Петрович сделал несколько глубоких затяжек, и посмотрел на часы. — Надо же, как быстро летит время, — подумал он, — через пять минут начнется новый день.
Он выкинул недокуренную сигарету, и закрыл глаза.
Спустя час, дежурный офицер, потягиваясь, вышел на улицу и увидел Петровича. Капитан Еременко сидел в той же позе и капли дождя медленно стекали по его безмятежному и спокойному лицу.
— Чего мокнешь Петрович? — Спросил Иван и добавил, — Пойдем лучше чай пить, а то смотри вон, промок совсем.
Петрович не отвечал. Казалось, он крепко спит.
«Вот дела, — подумал дежурный, — ничего не берет эту старую гвардию, что за люди? Крепкое поколение, намного сильнее наших, настоящие и стойкие».
Он подошел к Петровичу, дотронулся до него рукой и, уже с тревогой и явным суетливым беспокойством, пощупал пульс. Пульса не было.
Глава 2. Старая голубятня
Метис бежал, не оглядываясь. Он хорошо ориентировался в темноте. Промокнув до кончика хвоста, беглец добрался до старой голубятни и с трудом протиснулся в узкий проем между ветхой стеной и старыми досками, которые когда-то были лестницей. Бесшумно, словно он был на боевом задании, Метис пробрался в подвал и очутился в том самом потаенном месте, которое он облюбовал уже давно. Это было его личное укрытие. Он считал его своим с тех пор, когда тот, кого он любил, был жив, и когда его сердце колотилось от счастья и желания жить. Это было время, когда он точно знал, что его любят и что он по-настоящему нужен.
В нос ударил запах сырости. Метис пробрался в дальний угол, лапами разгрёб слежавшийся мусор. Свернулся калачиком на куче сырой ветоши и моментально провалился в глубокий и теплый сон, в котором на смену нескончаемому дождю темноте и сырости, вдруг появились солнце, зеленая трава и высокие деревья. Метис услышал пение птиц и увидел чистый прозрачный ручей, возле которого стояли два человека.
Одного из них Метис узнал сразу. Это был Сергей, его хозяин. Он был одет в камуфляжную форму, именно в такую, которая была на нём, в тот злополучный вечер, когда так трагично и безвозвратно оборвалась его жизнь. Лицо второго Метис не мог рассмотреть, потому что он стоял на коленях и с жадностью пил воду из ручья.
— Привет, бродяга, — сказал Сергей и улыбнулся такой привычной и родной улыбкой.
— Привет, Серый, — ответил Метис и от радости завилял хвостом.
— Ты так и не научился разговаривать на волчьем языке, брат? — спросил Сергей.
— Я стараюсь, но у меня никак не получается, — виновато ответил Метис.
— Ничего, Акелла, настанет день и у тебя обязательно получится, — Сергей погладил Метиса по голове. Старый пёс ощутил теплоту его родных рук и от удовольствия закрыл глаза.
— А когда он настанет? — спросил Метис, и открыв глаза, вопросительно посмотрел на своего хозяина.
— Скоро, брат, очень скоро. Просто время еще не пришло. Помнишь, как мы мечтали с тобой? Ты станешь настоящим волком, будешь стоять на скале советов, а внизу будет твоя стая. Помнишь? — Сергей посмотрел Метису прямо в глаза.
— Да, я помню, — ответил Метис, — я буду ждать, когда оно настанет, мое время.
— Волки будут смотреть на тебя как на своего вожака, и победный твой вой повергнет врагов в ужас и страх, а друзья возликуют от чувства близкой победы добра и справедливости!
— Я буду стараться, и ты обязательно будешь мной гордиться, — ответил Метис и положил голову Сергею на ладонь. Ему не хотелось просыпаться, чувство безграничного счастья овладело его душой.
— Рядом с тобой будет твоя верная подруга — белая волчица и маленькие волчата, твои дети. Все будут белые, а один будет похож на тебя, такой же красивый боевой пес, — продолжил Сергей и громко рассмеялся.
— Нет, не будет волчицы, — вдруг став серьезным ответил Метис, — ты же знаешь, я люблю только одну. Я такой же однолюб, как и ты. Мне никто не нужен, кроме неё.
— Ах, вот ты о ком! А ну, признавайся ловелас, Снежинка? Ну, давай, — смеялся Сергей, и Метис подумал во сне, что если бы собаки могли краснеть, он покраснел бы от смущения.
Сергей вдруг перестал смеяться, и лицо его стало серьезным, даже как показалось Метису злым. Голос его звучал, как колокольный набат, скорбно и тревожно.
— Нет больше Снежинки, брат, усыпили ее час назад, и Казбека, и Борзого. Всех ваших усыпили. Один ты остался, Акелла. Теперь тебе нужно рассчитывать, только на себя.