- Моя?
- А чья же? Вы устанавливаете все эти законы, которые заставляют людей умирать с голоду и воровать. И, знаете что? Не хочу я этих ваших сононасов и репсиков. Мне все это не надо. В то время, как мои друзья умирают с голоду, я не могу здесь предаваться радостям жизни. Я хочу уйти. Сейчас!
- Хорошо. Моя стража вас проводит, - задумчиво произнес принц, провожая меня взглядом.
На выходе остановилась и обернулась:
- Знаете, почему говорят, что у бедняков говно не пахнет?
Глаза принца округлились.
- Подумайте об этом на досуге. Может, появятся умные мысли на этот счет. Всего вам хорошего, с вашими репсиками и манками, - я кивнула в сторону фруктов, сглотнув слюну. Да, есть хотелось жутко, но гордость и самоуважение куда важнее набитого желудка.
Внутри все кипело от негодования. Идиот! Делает вид, будто ему все это неизвестно. Будто люди виноваты в том, какие в стране законы, налоги и цены на продукты!
- Да как можно этого не знать? Не на другой же планете он живет, выезжает из дворца, видит все. Что, раз лосины нацепил, так и мужиком быть перестал? - бурчала я себе под нос, пока стража меня куда-то вела. Точнее сказать - конвоировала. Меня обступили с четырех сторон, чтобы, упаси богиня, я чего не сломала или кому не нагрубила. Сдается мне, кто-то подсуетился на этот счет. Уж не адаптант ли Миргас?
- Я весь такой таинственный, молчаливый и обаятельный, от меня исходят волны уверенности и силы, я терпелив. Но не настолько, чтобы терпеть в стенах дворца взбалмошную особу. Лучше втихую передам страже, чтобы следили за шаловливыми ручонками. Да я в жизни ничего не сломала! Ну, кроме этого старого канделябра, который и до меня-то неважно выглядел. Можно сказать, я спасла жизнь какой-нибудь рахитичной девице! Того гляди, свалился бы на ее светлую и нежную головушку! - оправдывалась перед самой собой.
Наконец, мой путь был завершен и передо мной открыли двери.
- Ага, боитесь, что ручку отломлю, да? - съязвила я, но каменные выражения лиц охранников даже не дрогнули. Складывалось ощущение, что мужчины вообще глуховаты. На самом деле мне стало обидно. Это же очевидно - я не вписываюсь ни в местное общество, ни в местный интерьер. Как лошадь, которую завели в прекрасную гостиную титулованной фрэйни. Это как сад принца: вокруг красивые цветочки, но коснись - и оставят волдыри и ожоги на пальцах.
Но, если я росла и воспитывалась по другим правилам, не научилась высмеивать других лишь потому, что они не такие, как я, это не значит, что местное общество лучше и может демонстрировать свое превосходство. Ничего. Я им еще всем нос утру и покажу, кто такая Долорес Савойи!
Я триумфально улыбалась собственным мыслям, стоя посреди комнаты и лишь когда приняла решение показать всем, где зимуют земноводные, осознала, где нахожусь. Стояла посреди комнаты, больше напоминающей музей: на стенах диковинные обои из мягкой блестящей ткани с золотистыми ниточными узорами, на окнах - нежная струящаяся в пол ткань, под стать обоям, мебель обита кремовым бархатом, а подлокотники явно позолоченные. Столики и тумбочки отполированы так, что в них можно смотреться вместо зеркала, что я и сделала. На столиках золоченые торшеры, фарфоровые вазы с причудливой лепниной и тугими букетами пионов. На полу - белоснежный пушистый ковер, по которому я прошлепала прямо в грязных ботинках. Опомнилась и тут же разулась. Хотя, ноги мои были не намного чище.
Мыться я не любила. Пока нагреешь воду на огне, пока натаскаешь в железных тазиках в ванну, пока залезешь - она уже остыла. Когда повысили цену на магическую энергию, монастырь перестал закупать горячую воду из центрального водопровода, которая подогревается и доставляется по трубам магией, потому матушка настоятельница любила повторять: трудности закаляют душу и характер. Не знаю, что там у нее закалялось, но лично у нас - только тело. Попробуй помойся в ледяной-то воде. Поэтому раз в месяц я бегала к своей подруге - Грендолин. Она работает горничной в доме одного богатого купца и, когда тот уезжал в столицу за покупками, вся наша компания, по одному ходила в его душевую кабину намываться. Жаль, счастье продлилось недолго. Через несколько месяцев управляющий имением заметил это благородное дело, да как заявился ко мне в душевую кабину, в чем мать родила. Мол, любишь помыться задарма, так и заплати, чем имеется. А, коли кроме тела ничего не имеется, то им и плати. И я заплатила телом. Сполна, в общем-то, но, видимо, не той частью, на которую намекал управляющий. Не знаю, будут ли у него дети, но привлекательность для женщин его отвратительная физиономия утратила на долгие месяцы.