Старший инспектор Сандерсон подошел к трупу, нагнулся, чтобы рассмотреть повреждения на шее. Кровь залила грудь жертвы и обесцветила кожу. Сильный запах разложения уже заполнил дом. Труп следовало убрать скорее, как можно скорее.
— Эй, Томаски… взгляни-ка сюда!
Поляк послушно подошел ближе. Саймон, подавив рвотный позыв, сделал то же самое, не дожидаясь приглашения.
Сандерсон присвистнул чуть ли не одобрительно.
— Однако профессионально сделано. Тоже гаррота.
Саймон проследил взглядом за авторучкой старшего инспектора — тот показывал на некие тонкие рубцы на шее жертвы. Они были неприятного синевато-багрового цвета. И очень тонкими. Убийство явно было быстрым, безжалостным и совершено опытной рукой. Как и сказал старший инспектор. И притом пытка выглядела дикой и безумной.
Тут кое-что еще привлекло внимание Саймона. Он посмотрел на ноги женщины. Что-то там было не так; что-то там было… совсем не так. Он не знал, стоит ли говорить об этом.
Сандерсон выпрямился и энергично произнес:
— Вы должны отправить ее патологоанатомам в Лервике, так?
— Да, погрузим ее на самолет сегодня днем. И так уж она слишком долго здесь пролежала. Но мы думали, что вы, возможно, сначала захотите сами увидеть всю картину, детектив. Выглядит все уж слишком… необычно.
— Что-нибудь передвигали?
— Нет. И не было заметно, чтобы кто-то вломился в дом… но это ничего не значит на Фуле, здесь люди не запирают двери. И отпечатков мы не нашли… вообще ничего.
Он пожал плечами; Сандерсон рассеянно кивнул.
— Да. Да, спасибо.
Детектив Томаски задумчиво произнес:
— О, Пресвятая Дева, Матерь Божья… Лицо…
Сандерсон отошел в сторону.
Журналист был озадачен в той же мере, что и напуган. Он все еще думал о ногах женщины. Это было не только странно, но и придавало картине убийства какое-то таинственное значение. Он повернулся к Сандерсону.
— Для меня главный вопрос вот в чем: что связывает эту женщину с Франсуазой Гоше?
Сандерсон осматривал комнату.
— Ну да. То самое, — меланхолично произнес он. — Она ведь была из Гаскони. Так, Хэмиш?
— Ага. Французская Страна Басков, неподалеку от Биаррица. Приехала сюда вместе с матерью, когда была совсем еще молодой, лет шестьдесят или семьдесят назад.
Грустное молчание воцарилось в комнате; единственным звуком был неумолчный стон несущегося над островом ветра, доносившего едва слышное блеяние овец.
— Ну что, достаточно? — спросил Хэмиш.
— Пока достаточно, — кивнул Сандерсон. — И, конечно, нам нужно поговорить с ее подругой.
— Эдит Тэйт.
— Может быть, завтра?
Шетландский инспектор кивнул и повернулся к Джимми Николсону. Вся бодрость оставила пилота.
— Она была такой отличной старой теткой… Говорят, приехала сюда сразу после войны. А теперь гляньте на нее… — Он прикрыл глаза ладонью и вышел из дома.
Леск вздохнул.
— Фула — совсем крошечное местечко. Это всех просто убило. Идемте-ка, пройдемся.
Он вывел их наружу, в холодный чистый воздух. Джимми Николсон уже сидел в своей машине, яростно куря. Томаски отправился было к нему, но Хэмиш Леск уже быстро шагал в противоположном направлении — вверх по ближайшему склону. Он обернулся и крикнул через широкое плечо:
— Давайте-ка поднимемся на Снуг! Мне просто необходимо очистить легкие!
Саймон и Сандерсон переглянулись, потом повернулись и пошли следом за местным офицером.
Подъем был крутым, так что разговаривать оказалось практически невозможно. К тому времени, когда они наконец добрались до вершины могучего холма, журналист обнаружил, что сердце болезненно колотится у него в груди.
На вершине яростно дул ветер. Они стояли на краю отвесного обрыва. Саймон подошел поближе к краю, чтобы посмотреть вниз.
— Черт побери!
У подножия утеса кружили чайки, но сверху они выглядели как едва заметные снежинки.
— Боже праведный… Какая же тут высота?
— Это один из самых высоких прибрежных утесов в Европе, а может, и в мире, — сообщил Леск. — Больше полумили!
Саймон поспешно отступил назад.
— Весьма мудро, — одобрительно кивнул Леск. — Ветер легко может смахнуть вас с этого утеса и сбросить вниз. — Хэмиш мрачно хихикнул и добавил: — Но знаете, что тут по-настоящему изумляет?