– На этот раз кошки, Нанна Мэй. Кошки. Очень-очень много кошек.
– Это не имеет ко мне никакого отношения, – сказала Матильда, поднимая руки в знак капитуляции. Она повернулась к Нанне Мэй, – ты же не думаешь, что я действительно убила бы кошку, не так ли?
– Я этого не говорила, Матильда, – ответила Лотти, – я просто… Необъяснимая смерть животных никогда не бывает хорошим знаком, ни для нас, ни для обычных людей. Мой ковен встревожен. Они могут почувствовать, как что-то приближается, как яд, разносящийся по ветру. И это как раз перед праздником Айви и Хэллоуином? Это священное время года, и кто-то портит его этими смертями. В одном вы можете быть уверены: когда что-то идет не так, люди ищут виноватого, и в девяти случаях из десяти этот кто-то будет женщиной. Вот так в первую очередь и началась вся эта заварушка с Айви. Люди здесь только обрадуются предлогу постучать в эту дверь и начать разбрасываться обвинениями.
Матильда снова закатила глаза.
– Никто больше не верит в ведьм, мама.
– Ты бы удивилась, узнав, во что верят люди в минуты особенного отчаяния. – Лотти покачала головой и насыпала измельченные листья в бутылку с помощью медной воронки. – В любом случае у меня нет на это времени. Я кое с кем встречаюсь, – она сорвала с головы прядь волос цвета воронова крыла, намотала ее на палец, сунула в бутылку, затем плюнула в нее и воткнула пробку в крышку.
– Свидание с твоим драгоценным ковеном? – сказала Матильда, скрестив руки на груди.
Лотти выпрямилась и разгладила одежду. Поджав губы, она посмотрела на Матильду. Девушка сглотнула, невольно вспомнив прежнюю тишину улья. Лотти пересекла кухню, Нимбус следовал за ней, словно уже приготовился к шоу. Мать всмотрелась в лицо Матильды, увидев имена, которых там не было.
– Тебе нужно проявить немного уважения к своей магии и истории. Перестань злиться на школьницу, пока твое лицо не покрылось шрамами до неузнаваемости. Возможно, я не смогу этого увидеть, но я знаю тебя, Матильда, я знаю, что ты там спрятала.
Под громкий стук каблуков Лотти вылетела из кухни, оставив Матильду и Нанну Мэй тушиться в ее гневе. Матильда посмотрела на плитку под ногами, изношенную и тусклую от столетий своей родословной, живущей собственной жизнью на кухне. Мать могла быть жестокой, но это был единственный разговор, который она вела с ней за последние месяцы. Пропасть, что выросла между ними с тех пор, как ушел отец, стала такой большой, что у Матильды не хватало сил преодолеть ее, а Лотти, в свою очередь, перестала протягивать руки, чтобы дотянуться до Матильды. Лотти настолько затерялась в вихре повседневных обязанностей, желании быть хорошей дочерью для Нанны Мэй и образцовым членом ковена, что оставаться матерью становилось все труднее.
Матильда повернулась к бабушке и выпятила подбородок.
– Спасибо, что заступилась за меня, – сказала она. Бабушка приподняла бровь, затем взяла кочергу, чтобы поднести ее к огню, – ты же знаешь, что это не я убила тех кошек, не так ли? Ты же знаешь, что я не могла сотворить ничего подобного.
Взгляд бабушки скользнул вниз, к животу Матильды, затем снова поднялся к ее лицу.
– Я уже сказала, что не убивала ее. Она все еще ползает туда-сюда, – Матильда посмотрела вниз, – просто… у меня в животе. Это же только пчела, Нанна, они летают вокруг раздражающих людей.
Нанна Мэй нахмурилась, глядя на Матильду, потом посмотрела на Джинни.
– Ты знаешь, что я имею в виду. Я бы никогда не причинила вреда Джинни. Или кошке.
– Злая Тилли, – прошептала Нанна Мэй, наблюдая, как языки пламени облизывают кочергу.
– Я же просила тебя, Нанна Мэй, – вздохнула Матильда, наклонившись и поцеловав шелковистые волосы бабушки, – пожалуйста, не называй меня так.
Матильда оторвала кусок от буханки и направилась к огню, чтобы обмакнуть его в содержимое кастрюли, но Нанна Мэй хлопнула ее по руке и покачала головой. Матильда сунула хлеб в рот и потерла руку, смотря, как бабушка срывает лепестки с цветка ромашки, растущего в корзине над камином, и бросает их в бурлящую жидкость.
– Как ты можешь готовить то, что так вкусно пахнет, и не хотеть поделиться этим со своей любимой внучкой? – Нанна Мэй закатила глаза, затем указала на часы с кукушкой. Она взяла щепотку молотого тмина из ступки и добавила его в кастрюлю, – я знаю, что я твоя единственная внучка, но ты понимаешь, о чем я. Когда же он будет готов в таком случае? Ты варишь его уже целую вечность.
У задней двери послышался тихий шорох, и толстая жаба вперевалку переступила порог кухни. Матильда почувствовала, как напряглись плечи бабушки, и заморгала, глядя на наглую амфибию, ползущую по плиткам, как будто ее пригласили на завтрак. Нанна Мэй поднялась с табурета и потянулась за метлой, стоящей у камина.