Я могла бы с ним поспорить, но если остальная часть Круга была похожа на Приткина, я определенно не хотела встречаться с ними.
— Что ты хочешь сказать? Мы занимаемся любовью и, опа, я — Пифия? Это то, что требуется, чтобы все было в порядке?
Мирча засмеялся ликующе-коварным смехом.
— Это — другой вопрос, а ты еще не расплатилась за последний.
Я взглянула ему в лицо и решительно задержала глаза на нем.
— Что ты хочешь?
Он улыбнулся, на сей раз нежно. — Много чего, Кассандра, но пока меня устроит, если ты просто будешь смотреть на меня.
— Я и так смотрю на тебя. — Единственным ответом мне была тишина. Я вздохнула. Обычно я не страдала излишней застенчивостью. У Рафаэля мне часто приходилось видеть обнаженные мужские модели, и я слишком часто сталкивалась с использованием наготы в качестве наказания, чтобы рассчитывать на это. Но он не был каким-то незнакомцем, который мне был не известен; это был Мирча, который в одночасье из неприкосновенной фантазии стал слишком доступной действительностью. Я не стеснялась рассматривать его, как он наверное предположил. Я с трудом сдерживала себя чтобы не наброситься на него, по крайней мере, пока не получу некоторые ответы. И пристальное разглядывание этого великолепного тела, без возможности прикоснуться, было чертовски близким к пытке.
Облизнув свои губы, я смирилась с неизбежностью. Мои глаза путешествовали по его телу сверху вниз: от прекрасных черт лица с совершенным изгибом губ, к крутым покатым плечам, груди, животу с маленькой полоской волос, которая настолько заинтриговала меня ранее. У него было идеальное тело мраморной ожившей статуи, подобной одному из шедевров искусства греческих мастеров. У него был абсолютно пропорциональный член, не подвергавшийся обряду обрезания, бледный, но с легким розовым оттенком, становящийся более темным на головке. Он уже и так был в полувозбужденном состоянии, но, когда мой пристальный взгляд задержался на нем, как по волшебству, удлинился, стал массивнее и шире. Его ноги были самыми лучшими из всех когда-либо виденных мною у мужчин, у них была настолько же точеная форма, как и у его аристократических рук. Он был совершенством.
Я услышала, как он с шумом вобрал в себя воздух.
— Как тебе удается одним своим взглядом заставить меня испытать такое? Дотронься до меня, dulcea ţă, или позволь мне прикоснуться к тебе, или я сойду с ума.
Хорошо, возможно я была неправа. Мирча мог делать это и по указке Консула, но он точно был не против этой идеи. От этой мысли мое настроение немного улучшилось.
— Ответь на вопрос, — сказала я, и хотя это было произнесено не громче шепота, все же мой голос не дрожал.
Он застонал и перекатился на живот, открывая для меня обзор на свои упругие ягодицы и справные плечи.
— Тебе придется повторить вопрос. Мне трудно сохранять сосредоточенность.
— Если мы сделаем это, то я стану Пифией?
— Этого я не могу тебе гарантировать, как и никто другой. Власть скоро перейдет к кому-то, и почти наверняка или к тебе или пропавшей сивилле. Все, что мы хотим — это попытаться, дать тебе преимущество в состязании, так сказать. Если Пифия умрет, и ты все еще будешь девственницей, то это может привести к тому, что власть перейдет к твой сопернице.
— По мне, это не так уж и плохо. Если то, что мне пришлось испытать, является только частью ее могущества, не думаю, что хочу получить остальное.
— Даже чтобы помочь своему отцу?
Я моргнула. Мне не верилось, что я могла забыть об этом. Это многое говорило о том, какой хаос царил у меня сейчас в голове.
— Ты обещал мне рассказать о нем, и это не входило в эту сделку!
Мирча взглянул на меня из-под занавеса темного шелка волос.
— У тебя совсем нет жалости, dulcea ţă. И при этом ты еще не заплатила мне за свой последний вопрос.
— Расскажи мне о моем отце, и возможно я расплачусь.
Мирча спрыгнул с кровати и начал мерить шагами комнату, что ни в коей мере не помогало нормализовать мой пульс. Он не просто шагал, а крался, подобно некому большому камышовому коту.