Где-то поблизости волны разбивались о скалистый берег, они были такого насыщенного зеленого цвета, что казались почти черными, а легкий бриз направлял ледяные брызги на сушу. Этот пейзаж можно было бы назвать пустынным, но прекрасным, если бы не несколько десятков тел, раскиданных вокруг. Судя по экипировке ближайшего из них, которая прекрасно подошла бы для малобюджетного пиратского кинофильма: белая хлопковая рубашка с пышными рукавами, коричневые льняные брюки до колен и испачканные белые чулки — большинство из них были европейцами. На мужчине отсутствовали ботинки, а волосы были под стать выражению его лица: такими же буйными.
Я, как зачарованная, с ужасом наблюдала, как Томас втыкает грубо обработанный бронзовый нож в грудь еще живого человека и делает глубокий надрез, вспарывая его от оголенной шеи до брюха. Жар от раны, смешиваясь с холодным воздухом, облачком пара поднимался вверх, но оно было недостаточно плотным, чтобы уберечь меня от вида того, как он без малейших усилий разрывает грудную клетку так, будто ломает прутья. Кровь яркими ручьями стекала по руке Томаса, когда он вытащил бьющееся сердце и поднял его вверх; затем медленно, как бы растягивая удовольствие, он начал опускать его к своему рту. Его зубы впились в дрожащую плоть, которая все еще пыталась биться, разрывая пульсирующую вену, из которой хлынул поток крови, заливая его лицо и стекая вниз по подбородку. Кровь, стремительно заполнив рот, струилась ему в горло. Томас вытер окровавленные пальцы о свою тунику, оставляя от груди и до самого низа абстрактные рисунки, выглядевшие так, будто он нанес боевую раскраску. Его гортань содрогалась, и он проглотил кусок, вызвав этим одобрительные крики у наблюдающих за ним воинов.
Я, должно быть, как-то выдала свое присутствие, потому что он посмотрел прямо на меня и, оскалив свои запятнанные кровью зубы в жуткой пародии на улыбку, протянул ужасный кусок плоти, как бы предлагая разделить его с ним. Он сделал несколько шагов вперед, и я поняла, что не могу двинуться с места, не в состоянии ни остановить его, ни убежать. И только, когда эта рука со стекающими с нее каплями крови и жутким подношением приблизилась ко мне, я, наконец, вышла из ступора и закричала.
Это причиняло боль моему горлу, но я никак не смогла бы сдержаться. Видение развеялось, и я снова оказалась на окровавленном складе, дико таращась на новый образ Томаса, который, буквально, за доли секунды наслоился на старый. Его язык выскользнул изо рта, чтобы слизать крошечные капельки крови в уголке своего рта, настолько мизерные, что их было не видно, пока он не привлек к ним внимание. Я мысленно отметила верность высказывания, что привычка — это вторая натура, прежде чем начала истошно вопить со всей силы своих легких.
Он двинулся в мою сторону, вытянув руки перед собой, словно демонстрируя, что не представляет угрозы, и я заметила, что они снова почти чисты. Когда он подобрался ближе, последние пятна на пальцах его раскрытой ладони, как капли воды в песках пустыни, впитываясь в кожу, исчезли. Я осознала, что пячусь назад как краб, крича и ругаясь, но мне было безразлично, как это выглядит со стороны. Поскользнувшись на крови, я шлепнулась и завизжала еще сильнее, увидев, как алый цвет расползается по моим ногам, подобно розам, расцветая на моих чулках и сапожках. Томас осторожно подбирался ко мне, говоря спокойным голосом, так будто я была норовистым жеребенком, которого он пытался приручить.
— Кэсси, пожалуйста, выслушай меня. Мы выиграли немного времени, но нам нужно уходить. Скоро появятся другие.
Я опять поскользнулась и, упав, ушибла задницу обо что-то твердое. Какой-то частью моего мозга, которая еще была способна связно мыслить, я опознала форму предмета и тут же выхватила револьвер из-под себя.
— Не приближайся ко мне, или я убью тебя. — Я навела оружие на Томаса и, несмотря на то, что оно дико тряслось в моей не особо твердой руке, я могла с уверенностью сказать, что он понял серьезность моей угрозы. Его глаза, обычно мягкие, теплые и открытые, стали теперь непроницаемыми черными зеркалами. Я не могла увидеть, что скрывается за ними, да и не хотела. Видит Бог, я не хотела этого.
— Кэсси, ты должна выслушать меня. — Я изучала его привлекательное лицо, и какая-то часть меня отстраненно отмечала, что разрушается и умирает очередная иллюзия. Я думала, что наконец-то сделала что-то хорошее, действительно помогла кому-то, спасла, вместо того чтобы как обычно избегать любых заведомо обреченных контактов, которые могут закончиться страданием либо для меня, либо для кого-то еще. Я должна была заподозрить, что все слишком хорошо, чтобы быть правдой, что он чересчур хороший.