Слова с трудом вырывались сквозь пульсацию в моем горле, но кроме тонкой линии пореза на моей злополучной шее и ошеломленных, слезящихся глаз, я вроде бы была невредима.
— Будь тут, — сказала я изрядно сконфуженному Билли Джо. — Я пошла за Джимми.
Моя голова кивнула, а рука махнула мне. Я задержалась, чтобы подтянуть блузку на Билли прежде, чем что-нибудь выскользнет, чтобы со спокойно душой окунаться в стычку.
Приткин что-то вопил, и хотя я могла расслышать его, но кроме этого мне было слышно и все остальное, и я действительно подразумевала все. Разговоры в раздевалке были настолько отчетливо слышны, словно они велись не на расстоянии в половину автостоянки от меня. Музыка от звякающих игровых автоматов и спор между официантом и одним из поваров на кухне были абсолютно четкими, как колокольный звон. Я слышала: пульсы немногих оставшихся в живых оборотней, некоторые из которых пытались заползти под автомобили, дыхание всех вокруг меня и даже шелест маленького листка бумаги, пролетевшего по ряду — все это превратило тихую ночь в час пик в особо людном месте. Возможно, вампы знали, как нужно выбирать или дифференцировать тривиальные и жизненно-важные вещи. Думаю, что да или они были сумасшедшими. Но я не знала, как это делается, и хотя видела мрачное лицо Питкина, но не могла разобраться, что его так разъярило.
В какой-то момент, находясь в сердцевине голубого вредоносного вихря, я узнала, что глаза Томаса видят лишь очертания без каких-либо характерных признаков. Однако было совсем не трудно разобрать, что упавшее тело принадлежит гигантской крысе. Черт. Я так и знала, что они напортачат. И хотя я не буду проливать слезы по Джимми, но все же мне хотелось бы узнать, что он хотел поведать мне о моем отце. К тому же, мы заключили сделку, и мне не нравилось, что мои так называемые союзники переиграли все, не удосужившись согласовать это со мной.
— Лучше бы ему не быть мертвым, — начала я, когда покрасневшее лицо Луи-Сезара появилось передо мной. Но мне не удалось продолжить дальше, поскольку его рука потянулась и сжала мою шею в захвате, которой мог переломить горло человеку. Он что-то говорил резким тоном, который совсем не походил на его обычный голос, но я не понимала его. У меня была всего лишь секунда, чтобы подумать, «Вот, дерьмо», прежде чем знакомая дезориентация нахлынула на меня, и голубой цвет исчез. Я закрыла свои глаза, даже боясь предполагать, что это происходит на самом деле, и именно сейчас у меня собиралось случиться видение, но не было ни единого шанса отрицать это. Внезапно я снова оказалась в том неприветливом, холодном, каменном коридоре, слушая голоса, наполненные невообразимым отчаянием.
Я упала на колени от потрясения, не окружающей обстановкой, хотя она была далеко не радушной, а от голосов. Раньше мне казалось, что они принадлежат людям в камерах пыток, которые создают эти вопли высокой тональности, но теперь я знала, что это не они. Мужчины, прикованные цепью к стене, начали кричать только тогда, когда увидели меня, и их крики, хотя и отчаянные, не имели с этим ничего общего. Это было хором сотен, даже возможно тысяч, и ни один из них не был живым, по крайней мере, уже не был.
Я поняла, что ледяной холод в коридоре не столько связан с погодой, сколько с чрезмерным излучением призраков, толкущихся здесь. Не могу припомнить, приходилось ли мне когда-либо чувствовать так много духов в одном месте, что призрачный туман, впитался в стены и переполнял воздух до удушения. Их отчаяние стало материальным и ощущалось мной, как тонкий слой застывшего жира на моем лице, и перекрывало горло до такой степени, что мне едва ли не казалось, что я вот-вот задохнусь. На сей раз я была одна, без громилы тюремщика, который отвлекал меня, и я могла сконцентрироваться на голосах. Постепенно они становились все четче. И я очень скоро пожалела, что они не проявлялись.
Здесь явно ощущались разумы многочисленных умов, и ни один из них не был счастлив. Сначала я думала, что у них демоническая природа, поскольку в их мыслях, витающих вокруг, содержалась какая-то очень сильная эмоция, которую даже трудно было назвать яростью, настолько она была мощнее ее. Но они не ощущались мною как те немногочисленные демоны, с которыми мне приходилось сталкиваться; они воспринимались подобно призракам. После нескольких минут поглощения их ярости я, наконец, поняла это. У приведений, как правило, имеется одна из трех основных проблем: они скончались преждевременно, и, как правило, несправедливо — но не всегда эта смерть возникает в результате убийства — или у них осталось какое-то незаконченное в жизни дело. Иногда встречаются и другие сопутствующие факторы — приведения подобно людям могут иметь множество проблем, одолевающих их одновременно, но обычно там обязательно присутствует хотя бы одна из основных трех. В данный момент я чувствовала тысячи призраков, у которых были все три основные и в придачу к ним целая вселенная сопутствующих проблем. Если бы они все еще были живы, то, возможно, обеспечили работой каждого психотерапевта в Соединенных Штатах, заставляя их трудиться круглосуточно в течение следующего столетия, пытаясь разрешить их проблемы. Но в их призрачном мире нет психиатров. Единственное, что у них есть — это месть.