Между тем всадники быстро приближались; они были уже рядом.
— Это действительно бежит наш скот, — заметил Уильям. — Я узнаю моего доброго коня Султана.
— И Чернушка там, моя бедная корова! — прибавила миссис Брайт со вздохом.
— Утешьтесь, — сказала Диана, — ручаюсь вам, что эти люди гонят их обратно.
Переселенец отрицательно покачал головой.
— Индейцы не отдают того, чем завладели однажды, — сказал он. — Но — ей-Богу! — я внесу ясность в это дело и не дам ограбить себя без сопротивления.
— Подождите еще, отец, — возразил Уильям, удерживая его, поскольку переселенец уже был готов перемахнуть через укрепление, — мы не замедлим увидеть их намерения.
— Гм! По-моему, они очень даже ясны: эти дьяволы хотят предложить нам какую-нибудь гнусную сделку.
— Но мне кажется, что вы ошибаетесь, отец! — с живостью вскричала девушка. — Вот теперь они остановились и как будто совещаются.
Действительно, на расстояние ружейного выстрела от укрепления индейцы и трое белых остановили лошадей и о чем-то говорили между собой.
— Зачем мы здесь остановились? — спрашивал в это время граф у Меткой Пули.
— Гм! Вы не знаете янки, господин Эдуард, — я уверен, что мы не проехали бы и десяти шагов, как были бы встречены градом пуль.
— Полноте! — воскликнул молодой человек, пожимая плечами. — Не сумасшедшие же эти люди, чтобы действовать таким образом.
— Однако они поступили бы именно так. Вглядитесь внимательнее и вы увидите между кольями их укрепления блестящие на солнце дула винтовок.
— И вправду! Разве они хотят, чтобы их зарезали?
— Они и были бы уже убиты, если бы мой брат не заступился за них, — вмешался в разговор Серый Медведь.
— И благодарю вас за это, вождь. Прерии бескрайни, какой вред могут нанести вам эти бедняги?
— Они — никакого, но после них придут другие и поселятся возле, а там еще и еще; глядишь, через полгода на месте, где была одна только дикая природа, такая, какой вышла из-под всемогущих рук Повелителя Жизни, вырос уже целый город.
— Это правда, — заметил Меткая Пуля, — янки ничего не уважают, страсть строить города делает их опасными сумасшедшими.
— Так зачем же мы остановились, вождь? — спросил граф, возвращаясь к своей первой мысли.
— Чтобы вступить в переговоры с бледнолицыми.
— Сделайте мне удовольствие, предоставьте это мне. Я хочу удостовериться, как эти люди понимают правила войны и каким образом они меня примут.
— Мой брат свободен.
— Хорошо. Подождите меня здесь, а главное — ни шагу в мое отсутствие!
Молодой человек снял с себя оружие и отдал его слуге.
— Вы собираетесь идти безоружным к этим еретикам, ваше сиятельство? — вскричал Ивон.
— Как же ты хочешь, чтобы я шел? Ведь парламентеру опасаться нечего.
— Возможно, — возразил бретонец, нисколько не убежденный, — но, право, ваше сиятельство, лучше бы вам оставить при себе хотя бы пистолеты. Никогда нельзя знать наперед, на каких людей нападешь. Далеко ли до беды?
— Не говори глупостей! И граф пожал плечами.
— Если вы непременно хотите идти безоружным разговаривать с этими людьми, которые не внушает мне ни малейшего доверия, я прошу позволения идти с вами, ваше сиятельство.
— Ты-то? Полно, брат! — вскричал молодой человек, смеясь. — Ведь ты страшный трус, это всем известно!
— Правда, но я готов на все, чтобы защитить своего хозяина.
— Именно потому я и не согласен. А вдруг на тебя нападет страх и ты с перепугу перебьешь их всех на месте? Нет, нет, я не хочу этого, у меня нет никакого желания ввязаться в скверную историю из-за тебя.
С этими словами он сошел с лошади и направился в сторону укреплений.
Когда граф был уже совсем близко, он вынул из кармана белый платок и помахал им в воздухе.
Не выпуская винтовки из рук, Джон Брайт внимательно следил за движениями графа; когда он увидел его миролюбивое заявление, то поднял голову и сделал ему знак подойти ближе.
Молодой человек спокойно засунул платок обратно в карман, закурил сигару, вставил монокль в глаз и, тщательно натянув перчатки, храбро двинулся вперед.
У самого укрепления он очутился лицом к лицу с Джоном Брайтом, который ожидал его, опираясь на свою винтовку.
— Что вам надо? — грубо спросил американец. — Говорите скорее, мне некогда болтать.
Граф окинул его надменным взглядом с головы до ног, принял самую презрительную позу и пустил ему в лицо клуб дыма.
— Вы неучтивы, любезнейший, — сухо заметил он.
— Послушайте! — крикнул тот. — Вы что, оскорблять меня пришли, что ли?
— Я пришел оказать вам услугу, но если вы не перемените своего тона, то я боюсь, что буду вынужден отказаться от своих намерений.
— Оказать мне услугу, прошу покорно! А какую же услугу вы можете мне оказать? — усмехнувшись, спросил американец.
— Вы грубиян, с которым говорить очень неприятно, — с осуждением заметил граф. — Я предпочитаю уйти.
— Уйти? Нет, подождите, теперь вы наш драгоценный заложник! Я заберу вас, господин, и отпущу только тогда, когда мне будет выгодно, — возразил американец.
— Неужели? Странно же вы понимаете справедливость! Любопытно право! — вскричал граф все так же насмешливо.
— Справедливости нет там, где речь идет о разбойниках.
— Благодарю за комплимент, почтеннейший. Как же вы удержите меня против моей воли?
— А вот как! — сказал американец, грубо схватив его за плечо.