Глава 2
Выстрел в яремную ямку
– Николай Федорович, – услышал он мужской голос, – это Айрат Хакимов. Извините, что звоню ночью. Сегодня вечером убили моего друга. Ведь вы же детектив!
– Простите, что-то не припоминаю, где мы с вами встречались?
– Вы были на семинаре у Владимира Викторовича Турова, а я у него работаю. Помните в декабре. Я Айрат! Убили моего друга – Мишу Мельникова. Помогите. Его родители сейчас пытаются найти частного детектива. Я рассказал им про вас.
– Да, теперь вспомнил вас, Айрат. Но я же в Ростове-на-Дону, а вы в Москве, к тому же все сидим дома. И я на карантине. Приехать не могу.
– Вы в больнице? Простите, я не знал, я бы не звонил вам! Выздоравливайте!
–Нет, я дома. У меня коронавирус не подтвержден. Ничего, что позвонили, я не спал. Ваш друг тоже работал у Владимира Викторовича?
– Нет, он тоже бывал на его семинарах. Миша – предприниматель. Раньше был летчиком. Потом создал бизнес по производству металлоизделий. Я у него купил лестницу-стремянку. Хорошая лестница. Семьи не было. С женой развелся. Маленькая дочь. Он ради того, чтобы почаще видеться с ней, переехал в Луговую. Это недалеко от Москвы по Савеловской дороге. Там живут родители его жены Марины: Вадим Иванович и Анастасия Анатольевна Сурнины. Марина вернулась к ним после развода.
Миша жил один. Снимал небольшой дом. Убит на пороге своего дома сегодня вечером. Дом не ограбили, ничего не украли. Ему 45 лет. Мгновенная смерть. Никто ничего не понял. И я не понимаю. У него родители есть. Он у них единственный сын. Я им про вас рассказал. Отец Миши и отец Марины сейчас сидят рядом со мной. Они хотят поговорить с вами? Можно трубку дать?
– Можно, – ответил Трубников и подумал, – чем же я могу помочь? Я не выездной! Разве в Москве детективов нет?
– Здравствуйте, Николай Федорович, – раздался мужской голос, – меня зовут Геннадий Иванович Мельников. Мой сын Миша снял дом в Луговой. Уже полгода он жил там. Хотел почаще видеться с Аллой. Ей шесть лет. Других детей у него нет. Мы в Москве живем. Я и моя жена. Миша тоже с нами жил, но потом в Луговой дом снял. Простите, что повторяюсь, нервничаю. Для нас – гром среди ясного неба! Везде темно. На улице половина фонарей разбиты. А Миша на пороге дома был хорошо освещен. В окне свет горел. У вас в Ростове, наверное, уже тепло, а у нас по вечерам холодно. Он в одной рубашке вышел, почему куртку не накинул? Тут же на вешалке куртка висит. Зачем вышел? Стреляли из револьвера. Это следователь сказал. Но ведь надо быть очень метким стрелком, чтобы попасть в яремную ямку! Разве те так?
– Вы правы, все так. Кто его обнаружил?
– Если бы мы не хватились, его бы только к утру обнаружили. Я ему каждый вечер звоню, жена тоже часто. А тут он не отвечает. Не перезванивает. Разволновались. Я поехал, хоть у нас очень строго. Везде проверки. Но я поехал. Я обнаружил. Полицию и скорую вызвал. Телефон его забрали, проверять будут, кто ему звонил и когда. Я ничего не понимаю. Вы нам помогите, пожалуйста, в долгу не станемся. Следователь молодой. Очень молодой. Оно тоже хорошо, что молодой, только и вы подключились бы к расследованию. И Вадим тоже вас просит.
– Как же я подключусь? Я не могу приехать, не могу осмотреть место преступления, поговорить со свидетелями. Рад бы помочь, но как?
На другом конце провода замолчали, пауза затянулась.
– Почему не можете приехать? Я же готов оплатить! Проезд оплачу! В Москве детективные агентства закрыты. Из-за режима самоизоляции? Вадим хочет поговорить с вами.
– Николай Федорович, я очень прошу вас расследовать убийство Миши, – сказал Вадим Иванович, – наши дети, хоть и разошлись, но все же Миша не чужой нам. Алла – его дочь! Он всегда алименты аккуратно платил, подарки ей делал дорогие, на выходные к себе забирал, по будням тоже. Конечно, детективы и в Москве есть, но откуда же узнаешь, на кого наткнешься! А о вас Айрат много хорошего рассказал, дескать, нет нераскрытых преступлений. Это же вас не обременит, раскроете и это преступление. Две семьи просят вас!
Трубников слушал эмоциональную речь Вадима Ивановича Сурнина с удивлением и любопытством. Чем же он так приглянулся Сурнину? Вроде бы детей с ним не крестил, даже не знаком. Чтобы охладить его, Трубников сказал такую фразу, которую сам не сразу осмыслил: