– Пока что неясно, оттого ли семьи недоступного персонала сами недоступны, что заняты выполнением своих обычных обязательств за пределами Дома, или же потому, что и они сделались недоступны схожим с персоналом образом, однако не констатировать этот по-своему уместный, но, разумеется, весьма настораживающий факт…
– Что-что-что? – оторвалась Линор от Бабулиного выдвижного ящика.
– Семей тоже не найти.
– Божечки.
– Что вы делаете? – спросил Блюмкер. Линор глядела на чернильный рисунок на обороте этикетки «Камношифеко», лежавшей поверх записных книжек в ящике стола. На рисунке был человечек, кажется, в рабочем халате. В одной руке бритва, в другой – банка с кремом для бритья. Линор разглядела на банке слово «Ноксима» [23]. Голова человечка взрывалась чернильными загогулинами.
– Гляжу на эту штуковину, – сказала она.
Мистер Блюмкер приблизился. Пахнуло мокрым подгузником.
– Что это такое? – спросил он, заглядывая Линор за плечо.
– Если то, о чем я думаю, значит, это типа шутка. Как бишь ее. Антиномия.
– Антиномия?
Линор кивнула.
– Бабуля реально обожает антиномии. Думаю, этот чувак, – она глянула на рисунок на обороте этикетки, – брадобрей, который бреет всех тех и только тех, кто не бреется сам.
Мистер Блюмкер глянул на нее.
– Брадобрей?
– Убойный вопрос, – сказала Линор бумажке, – звучит так: бреет ли брадобрей сам себя? Думаю, потому голова у него и взрывается, вот.
– Прощу прощения?
– Если бреет, то не бреет, а если не бреет, то бреет.
Мистер Блюмкер вперился в рисунок. Огладил бороду.
– Слушьте, давайте уйдем? – спросила Линор. – Тут реально жарко. Я хочу уйти.
– Безусловно.
Линор положила этикетку «Камношифеко» в сумочку и заперла ящик.
– Я оставлю ключ на столе, но, думаю, никто, кроме полиции, рыться в Бабулиных вещах не должен, если вы вызовете полицию, что, я уверена, вы просто должны сделать.
– Я вполне согласен. Вы забираете?..
– Антиномию.
– Да.
– Это разрешается?
– По телефону не сказали ничего, что говорило бы об обратном.
– Спасибо.
В дверь постучали. Работник заведения вручил мистеру Блюмкеру записку. Блюмкер ее прочел. Работник заведения глянул на платье и кеды Линор и удалился.
– Ну, конечно же, как я всецело и ожидал, Конкармина Бидсман по-прежнему с нами, в «К», – сказал мистер Блюмкер. – Вероятно, вы хотели бы повидать ее прежде, чем?..
– Нет, спасибо, правда, – перебила Линор. – Мне реально надо на работу. Который час, кстати говоря?
– Почти полдень.
– Господи, я реально опаздываю. Меня там убьют. Надеюсь, Кэнди не злится, что пришлось меня замещать. Слушьте, есть тут телефон, чтобы позвонить наружу и сказать, что я опоздаю? Мне срочно нужно.
– Телефоны с внешней связью есть в каждом холле. Я вам покажу.
– Я вспомнила, точно.
– Разумеется.
– Слушьте, я с вами свяжусь, скоро, само собой. Достучусь до отца с работы и скажу ему, чтобы он позвонил вам.
– Это было бы безмерно любезно, благодарю вас. – Рубашка мистера Блюмкера промочила пиджак тонкой буквой V.
– И, конечно, пожалуйста, звоните, если что-то случится, если вы что-то выясните. Или на работу, или в дом Тиссоу.
– Не извольте беспокоиться, позвоню. Вы по-прежнему трудитесь в компании «Част и Кипу́ч»?
– Да. У вас есть их номер?
– Где-то наверняка имеется.
– Ну, я вам его дам, чтоб наверняка. К нам то и дело звонит кто попало, люди часто ошибаются. – Линор написала номер на визитке, достав ту из сумочки, и передала мистеру Блюмкеру. Мистер Блюмкер глянул на визитку с лицевой стороны.
– «Рик Кипуч: Редактор, Читатель, Администратор, Разносторонняя Литературная Персона, Издательство „Част и Кипуч, Инк.“»?
– Это неважно, главное – номер. Пойдемте уже к телефону с внешней связью? Я омерзительно опаздываю, а если мы останемся здесь, Линор это, как я понимаю, не вернет.
– Разумеется. Позвольте, я придержу дверь.
– Спасибо.
– Не за что.
25 августа
Приснился поистине ужасный сон, неизменно повторяющийся, когда я безлинорной ночью лежу в постели. Я пытаюсь ласкать рукояткой черепаховой щетки для волос клитор королевы Виктории. Объемистые юбки кружат вокруг ее талии и моей головы. Громадные творожные бедра тяжело покоятся на моих плечах, разливаются перед моим потеющим лицом. Позвякивают килограммы драгоценностей, когда она ерзает, устраиваясь поприятнее. Ароматы. Нетерпеливое дыхание королевы грохочет надо мной громом, а я стою на коленях у трона. Проходит время. Наконец слышится ее голос, сверху, металлический от отвращения и разочарования: «Мы не возбуждены». Охранник ударяет меня по руке и швыряет в яму, на дне которой кипят тельца бесчисленных мышей. Просыпаюсь, рот забит мехом. Молю дать мне еще немного времени. Щетка ребристая.