Партитуры мы держим в руках. Я просовываю свое послание ему под большой палец. Вижу, как Клавдий хмурит брови. Он читает записку. Перестает петь и пытается поймать мой взгляд. Я пою громче обычного, улыбаясь, чтобы не вызывать подозрений. Занятие заканчивается. Я чувствую, как он засовывает бумажку мне в карман. Я украдкой достаю ее: это моя записка. Он вернул мне ее. Я ищу Клавдия глазами. Но он уже смешался с толпой.
Я встречаю его несколько минут спустя у входа в туалет, без сомнения, он ждет Павла. Он кивает мне. Поравнявшись с ним, я слышу:
— Я не хочу знать.
— Уверен? Ты можешь не отвечать прямо сейчас.
— Я не хочу ничего знать, — говорит он, чеканя каждое слово. — А ты будь осторожен.
Павел возвращается, я исчезаю.
Я просто в шоке. Неужели Клавдий боится? За себя? За Павла? Он всегда мне представлялся надежным и сильным старшим братом. Почему он так поступает со мной?
Вечером в столовой Марк садится напротив и сверлит меня взглядом. Он выбрал правильный момент. Во всеобщей суматохе никто не услышит, что он собирается сказать.
— Я согласен, — уверенно произносит он. Затем опускает голову. — Ты говорил еще кому-нибудь? — интересуется он.
— Я хотел рассказать Клавдию, но он отказался. Не понимаю почему.
— Он пытается тебя защитить. Мне страшно, — продолжает он, — но я не хочу оставлять тебя наедине с этой тайной. Но когда ты мне все расскажешь, оставь меня в покое.
Вечером перед сном я делюсь с Марком тем, что узнал.
После короткой паузы он отвечает:
— Надо воспользоваться отведенным нам здесь временем. Обещай, что ты больше не будешь ничего предпринимать.
Поскольку я не отвечаю, он продолжает:
— Пойми, что я дорожу тобой как частью себя. Я боюсь за тебя. И Клавдий тоже, я уверен.
Я вынужден солгать, чтобы его успокоить.
— Я подумаю. Возможно, вы правы. Спокойной ночи, Марк.
— Спокойной ночи, Мето.
Я понимаю их опасения. Мне самому страшно. Но я хочу знать. Я должен узнать, что скрывается за запертыми дверями, невозмутимыми лицами Цезарей и мордами солдат-монстров.
Завтра за ужином я не буду пить и проверю, прав ли был Ромул, когда говорил, что нам подсыпают снотворное.
Этим утром я принял решение быть послушным учеником, весь день вести себя как барашек. Это позволит мне быть неприметным. Надо, чтобы обо мне забыли. Тогда никто не заподозрит, что ночью я могу превратиться в хитрую проныру и не считаться ни с какими запретами.
День прошел как по маслу. Испытание ждало меня за ужином. Не пить — это настоящая каторга. С первых же ложек еды меня охватывает жуткая жажда. Наверное, продукты напичканы солью или чем-то подобным. Странно, что я ничего не чувствую. Должно быть, вкус чем-то замаскирован. Я наблюдаю за соседями и считаю, сколько выпивают они. Трое детей напротив меня — десять, семь и тринадцать стаканов соответственно. Я беру в руки кувшин, подношу стакан к губам, но не пью ни капли.
Зато во время чистки зубов я наверстываю упущенное и заглатываю огромное количество воды, чтобы потушить пожар в горле.
Засыпают все, как обычно, в спокойной и умиротворенной обстановке. Короткие разговоры стихают, голоса постепенно смолкают, и спальня погружается в абсолютную тишину. А я не сплю. И глаза не слипаются. Проходят долгие минуты. Я решаюсь проверить: зову по очереди тех, кто лежит рядом. Никто не отзывается. В этой комнате я никогда не говорил так громко, даже днем. Мои глаза полностью привыкли к темноте и видят почти как днем. Я поднимаюсь и смотрю на спящих товарищей. Старшие спят по диагонали, а малыши ровно вдоль бортиков кроватей.
Вдруг я слышу шаги за дверью. Я ложусь и натягиваю одеяло. А дальше происходит невероятное: кто-то включает свет. Никто из детей не реагирует. И так, значит, каждую ночь! Я не решаюсь приоткрыть веки. Чувствую чье-то присутствие. Пахнет не смазкой для ботинок, а дезинфицирующим средством или шампунем от вшей. Я приоткрываю глаза и вижу их: они большие, высокие. Они нагибаются, чтобы собрать белье в мешки с именами учеников. Затем я слышу, как одни за другими открываются дверцы шкафов. Их как минимум шестеро. Когда их лица поворачиваются в мою сторону, я закрываю глаза. Теперь они подметают. Авл задевает правой рукой мою кровать. Я уверен, что это он. Он был Красным, когда я только появился в Доме. Они одеты в черные комбинезоны с номерами на спинах. У Авла номер 197. У него впалые щеки. Он кажется грустным и уставшим. Движения его машинальны. В одном ухе у него, как и у других, продето широкое кольцо. Он прерывается на десять секунд, чтобы потрогать волосы Павла или кого-то из его соседей. Вообще, я больше догадываюсь, чем вижу на самом деле. Свет гаснет.