— Потому что я киллер, — сообщил Глеб, — и как раз еду к очередному клиенту.
«Идиот», — подумал он при этом, толком не зная, кого именно имеет в виду — гаишника или себя.
— Правда? — протянул гаишник таким тоном, что Сиверов мысленно проклял черта, который дернул его за язык. С ментами и таможенниками шутить нельзя, это известно любому дураку; с ними нельзя шутить, даже если ты чист и невинен, как новорожденный младенец, а уж сидя за рулем чужой машины, с фальшивыми документами и с пистолетом за пазухой, вообще следует быть тише воды, ниже травы. Лучше уж откровенная грубость, чем вот такая, с позволения сказать, шутка…
— Конечно, неправда, — рассудительно, как умственно отсталому ребенку, сказал Глеб. — Просто ладони потеют. Скользко, неприятно, липко…
— Это бывает, — медленно, с явным сомнением согласился гаишник и все-таки вернул документы, не забыв, правда, еще разок сравнить фотографию в водительском удостоверении с оригиналом. — Счастливого пути…
Глеб попрощался с ним так сердечно, как только мог, поднял стекло и аккуратно, как на экзамене по вождению, тронул машину с места. «Плохо, — думал он, вклиниваясь в поток уличного движения. — Теперь этот паршивец меня запомнит. Странно, почему он даже не попытался меня обыскать? Ему ведь очень этого хотелось…»
Бросив взгляд в зеркало заднего вида, он понял причину. Проверяя у него документы, гаишник был один. Второй подошел только что, держа в руке пакет — скорее всего, с какой-то снедью. Первый гаишник что-то горячо ему втолковывал, тыча жезлом вслед уезжающей машине — объяснял, наверное, почему не рискнул своим драгоценным здоровьем, попытавшись обыскать странного типа, управляющего машиной в кожаных перчатках и темных очках, а главное, прямо заявившего, что он — киллер на работе…
Некоторое время Глеб еще поглядывал в зеркальце, гадая, будет ли за ним погоня, а потом выкинул гаишников из головы. Ну, остановили… С кем не бывает! А что примета плохая, так Федор Филиппович абсолютно прав, когда говорит, что суеверие — плод невежества и лени. Легче всего свалить свою неудачу, буде таковая случится, на перебежавшую дорогу черную кошку или, вот как сейчас, на ни в чем не повинного гаишника.
И все-таки эта встреча оставила неприятный осадок. В ней чудилось недвусмысленное предостережение: брось, дурак, не суйся, не рискуй, подожди…
«Старею, — подумал Глеб. — Начинаю беречь здоровье, прислушиваться к внутренним голосам… А что умного может посоветовать внутренний голос? Ему ведь только того и надо, чтоб ты лежал на диване с хорошей книгой в руках, в тепле, сытый и всем довольный, и чтобы звучала хорошая музыка. Внутренний голос потому и называется внутренним, что исходит изнутри, из неизученных недр организма, которому по определению не нужно ничего, кроме еды, питья, сна, секса и немудреных развлечений. Если следовать советам внутреннего голоса, глазом моргнуть не успеешь, как обрастешь шерстью и обзаведешься роскошным, цепким хвостом. Впрочем, пардон: при моей профессии меня вместе с моим организмом шлепнут задолго до того, как у меня что-нибудь такое отрастет в районе копчика…»
Чтобы окончательно отвязаться от навеянных встречей с дорожным патрулем дурных предчувствий, он поплевал через левое плечо, а потом, сверившись с часами, немного прибавил газу. Не сделать дела сегодня означало отложить операцию еще как минимум на неделю, и было неизвестно, что может произойти за эту неделю, и представится ли ему по истечении названного срока еще один столь же удобный случай.
Сегодня была пятница, вечер которой нынешний клиент Глеба, человек педантичный и склонный к традиционному укладу жизни, обыкновенно проводил в ложе Большого театра, где в компании любовницы наслаждался оперными ариями или глазел на мускулистые ляжки балерин. За посещением театра обыкновенно следовал ужин в ресторане, всегда одном и том же, после чего парочка проводила ночь — что характерно, одну-единственную ночь в неделю — в городской квартире любовницы.
Загородный дом клиента охранялся, как крепость на осадном положении. Передвигался он в бронированном «мерседесе», неизменно сопровождаемый одним, а в наиболее ответственных случаях и двумя джипами с охраной. В офисах, учреждениях и общественных местах, которые клиент удостаивал своим посещением, он постоянно оставался на людях, охраняемый как минимум двумя бодигардами. То есть это на виду их постоянно было не меньше двух, а сколько мыкается за кулисами, не зная, чем себя занять, оставалось только догадываться. У него была собственная служба безопасности, оснащенная, вооруженная и обученная, как элитное войсковое спецподразделение, и в этой глухой, неприступной линии обороны имелась только одна брешь: вечер пятницы, когда клиент, руководствуясь одному ему известными соображениями, ночевал в квартире любовницы. В этом не было никакого смысла: жена клиента умерла несколько лет назад от рака в дорогой лондонской клинике, и любовница с тех самых пор открыто жила в его доме, постоянно выходя с клиентом на люди и появляясь с ним на страницах светской хроники. Собственная городская квартира у клиента, разумеется, тоже имелась, и притом не одна, так что эти пятничные ночевки в скромном гнездышке незамужней дамочки можно было объяснить разве что не вполне осознаваемой тягой хоть к какому-то разнообразию.