— Ну-ну, — сказал Жуковицкий, — я же просто пошутил.
— Надеюсь, — сухо сказал Юрген. — Но, согласитесь, шутка — это просто форма, в которую облечена вполне конкретная мысль. Вы можете даже не придавать этой мысли значения, но, раз она пришла вам в голову, следует разобраться.
— Ладно, — сдался Жуковицкий, — валяй, разбирайся. Расскажи, откуда берутся эти… э… помутнения на поверхности твоего хрустального шара?
Юрген ухмыльнулся, отдавая должное шутке, и благодарно кивнул, когда хозяин снова наполнил его стакан. Глаза у него заблестели, щеки зарумянились, движения стали порывистыми.
— Прежде всего, — хватив добрый глоток виски, снова заговорил астролог, — я, увы, не Нострадамус. Не слушайте тех, кто утверждает, что астрология со времен Возрождения шагнула далеко вперед. Если вы услышите это от кого-нибудь, знайте, что перед вами шарлатан, охотник за легкими деньгами. Все четыреста с гаком лет, прошедшие с той поры, астрология стояла на месте и даже деградировала — спасибо святой инквизиции. Поэтому таких мастеров, как Нострадамус, Неро или Альберт Великий, сегодня просто не существует. По сравнению с ними все мы — дикари, вроде тех варваров, что, разрушив Рим, вступили во владение жалкими обломками великой цивилизации. Поэтому робкая критика «Центурий» Нострадамуса, которую можно встретить в популярной литературе по астрологии, есть не что иное, как попытка сохранить лицо и набрать дополнительные очки за счет человека, который давно мертв и ничего тебе не может возразить. Заметьте, что его и хвалят достаточно робко: дескать, если не считать мелких ошибок, все его предсказания до сих пор оказывались верными… А почему? Да потому, что нынешние недоучки, и ваш покорный слуга в их числе, просто не в состоянии проверить его выкладки! Мы не можем ни подтвердить его предсказания, ни опровергнуть — мы можем только болтать о них, воровато заглядывая в скверные переводы всякий раз, когда речь идет о составлении действительно серьезного прогноза!
Разгоряченный собственной пламенной речью, он залпом осушил стакан. Жуковицкий, мысленно потешаясь, снова долил ему виски, чего Юрген, казалось, даже не заметил.
— «Центурии», — отхлебнув из стакана, продолжал он мечтательно, — великое поэтическое творение, по объему превосходящее «Божественную комедию» Данте и не менее, а может быть, и более талантливое, чем она! И написано оно, заметьте, шифром, над разгадкой которого уже четыре сотни лет ломаются головы поумнее моей! Принято считать, что «Центурии» дошли до нас не в полном объеме. По самой распространенной версии, значительная их часть, касающаяся событий, которые произойдут после 2300 года, сожжена и безвозвратно утрачена.
— Подумаешь, — решив слегка подзадорить собеседника, вмешался Жуковицкий. — Триста лет ни мне, ни тебе не протянуть, так какая разница?..
— Самая распространенная версия не всегда самая правдивая, — с подозрительной кротостью заметил Юрген. — Содержание и судьба утраченных бумаг известны нам только с чужих слов — полагаю, со слов сыновей Нострадамуса, которые после его смерти занимались изданием отцовских рукописей. А у них могла быть тысяча причин скрыть истину — причин, о которых нам теперь остается только гадать. Возможно, и бумаги не сгорели, и речь в них шла вовсе не о периоде с 2300 по 3797 годы… вернее, не только об этом периоде.
— К чему это ты клонишь? — насторожился Жуковицкий.
Разговор этот был ему, в общем, неинтересен и даже скучен, но развитое чутье делового человека, политика и бизнесмена, как всегда, не подвело: он мигом уловил прозвучавшие в последней реплике Юргена многообещающие нотки.
Астролог вместо ответа широко взмахнул сжимавшей стакан рукой, обильно окропив его пахучим содержимым ковер и колени. Альберт Витальевич осознал, до какой степени Эдик набрался, только увидев этот жест и услышав пьяное хихиканье.
— Напоили вы меня, Альберт Витальевич, до потери сознания, — слегка заплетающимся языком констатировал Юрген.
— Пей, пей, расслабляйся, — сказал Жуковицкий. — Ты это заслужил, как никто. Я тебе жизнью обязан.
— Ловлю на слове, — снова хихикнув, заявил астролог и осторожно поставил стакан на край стола. — Вообще, если бы не это дело, — он кивнул на стакан, — я бы вам всего этого не сказал. Это — тс-с! — большой профессиональный секрет. Понимаете, в нашей среде ходят упорные слухи, что в той части «Центурий», которая считается утраченной, Нострадамус изложил основы своего метода вычислений. При жизни ему приходилось прятаться от инквизиции, за проскопию тогда можно было запросто угодить на костер…