В камине треснуло полено. Звук получился громкий, как выстрел из спортивного пистолета; Юрген вздрогнул от неожиданности, суетливо перебрал бумаги, сдернул с переносицы очки и принялся протирать их мятым носовым платком.
— Кстати, Эрнст Карлович, — с улыбкой сказал ему Жуковицкий, — все время забываю тебя спросить: ты почему компьютером не пользуешься? Попробуй, тебе понравится. Чертовски удобная штука! Не придется, по крайней мере, с бумажками возиться. Вечно у тебя полный портфель этой макулатуры, прислуга после тебя из-под каждого стола, из-под каждого дивана листки выгребает…
Юрген смущенно, чуть виновато улыбнулся, водружая очки на переносицу.
— Компьютер — вещь бездушная, — заявил он. — К тому же меня раздражает, когда запрограммированный какими-то невеждами железный ящик пытается думать за меня, править мой стиль и орфографию… причем править, заметьте, абсолютно безграмотно. Так что я, с вашего позволения, буду работать по старинке. Мой компьютер вот здесь, — он постучал себя согнутым пальцем по лбу, — и ему я доверяю. Он не испортится в самый ответственный момент, пустив псу под хвост результаты недельного труда…
— Тоже верно, — согласился Жуковицкий. — Хотя в наше время головы портятся едва ли не чаще компьютеров…
— Ну, если у меня испортится голова, компьютер ее точно не заменит, — заметил Юрген. — Да и мне в таком случае будет уже безразлично, сколько при этом пропадет файлов.
— Нет уж, Эрнст Карлович, — хмыкнув, полушутливо запротестовал Жуковицкий, — ты свою голову, пожалуйста, побереги! Где я вторую такую найду?
— Полагаю, это будет непросто, — без ложной скромности сообщил Юрген.
— Я тоже так полагаю, — согласился Альберт Витальевич, краем глаза заметив скользнувшую по губам Леры понимающую улыбку.
Юрген и впрямь был незаменим. Как всякий по-настоящему талантливый человек, он на восемьдесят процентов состоял из непроходимой житейской глупости; манипулировать им было одно удовольствие, и найти второго столь же наивного и в то же время полезного человека тут, в видавшей всевозможные виды, умудренной опытом Москве, действительно не представлялось возможным.
— Ну-с, так что там с моим пакетом акций? — спросил Жуковицкий, сразу переходя к делу и не давая тем самым Юргену углубиться в дебри профессиональной терминологии.
Эрнст снова кашлянул в кулак и тяжело вздохнул. Вид у него разом сделался озабоченный и вроде бы даже недовольный, из чего следовало, что по поводу интересующего Альберта Витальевича пакета акций он не может пока сказать ничего утешительного. Жуковицкий привычно подавил вспыхнувшее было раздражение, напомнив себе, что Юрген, он же Юркин, все-таки не колдун, не черный маг, а всего-навсего астролог. Он способен с большей или меньшей степенью вероятности предугадать грядущие события, но влиять на них ему не под силу. Влиять на события — прерогатива Альберта Витальевича, а Юрген может только снабжать его информацией, необходимой для того, чтобы это влияние приносило максимальную отдачу.
— Что такое? — спросил Альберт Витальевич с едва заметным оттенком иронии. — Звезды ко мне неблагосклонны?
Астролог опять вздохнул, покопался в бумагах и, покосившись в сторону сидевшей на диване Леры, негромко, но твердо объявил:
— С вашего позволения, я хотел бы говорить конфиденциально.
Жуковицкий недоуменно поднял бровь: это было что-то новенькое. Обычно присутствие Леры, которая, собственно, ввела Юргена в этот дом и являлась его благодетельницей и заступницей, астрологу никоим образом не мешало. А тут — здравствуйте, пожалуйста! — конфиденциальность ему подавай…
Альберт Витальевич еще не успел решить, как ему реагировать на это беспрецедентное заявление, а Лера уже встала, грациозно потянулась и направилась к дверям.
— Пойду проверю, как там ужин, — сказала она. — Не скучайте, мальчики.
Юрген поспешно вскочил, едва не опрокинув стол, и склонился в полупоклоне, прижав к сердцу растопыренную пятерню, блестя очками и расточая извинения. На Леру он не смотрел, а прямо-таки пялился. В какой-нибудь Америке за один такой взгляд на него непременно подали бы в суд, как на сексуального маньяка. Что ж, очень может быть, что катить бочки на Леру он начал именно по причине неразделенной, так сказать, любви — получил от ворот поворот и решил, недотыкомка этакий, отомстить в меру своих сил и возможностей…