Я улыбнулся так широко, что заболели щеки.
— О, прекрасно, прекрасно, я только "за". Раньше сядем — раньше выйдем.
Серпент тоже растянул губы в улыбке. Это была особенная улыбка. Она напоминала лезвие ножа, вымазанного в клюквенном соусе.
— Тяжесть обвинений не предполагает вашего выхода на свободу, — прошуршал он.
— Значит, у меня будет сколько угодно времени, чтобы отоспаться как следует, — беззаботно сказал я.
Чего мне стоила эта беззаботность!..
— Если ты не понял, Оторва, тебя казнят, — сказала Лолита. — Прямо сегодня. Это значит, через несколько часов.
— А если ТЫ думаешь, что мною овладело скоротечное слабоумие, то это не так, — уголком рта прошипел я Медузе. — Расслабься. Всё под контролем.
Честно говоря, мне было бы намного легче, если бы я и сам в это верил.
И ещё одно: жутко интересно, почему в моём аресте столь горячее участие принимает мастер Серпент.
Я что хочу сказать: не припоминаю, чтобы мы с ним сталкивались хотя бы раз. Я и услышал-то о нём только сегодня, от Зебрины. Но оказывается, наступить на любимую мозоль уже успел...
— Эцилоп! — маг повелительным жестом указал на меня. — Препроводите узника к месту заключения.
Энди навис надо мной, как Немезида в поскрипывающих кожаных штанах.
— Мне очень жаль, бро, — зеркальный шлем запотел, и от этого казался ещё более непроницаемым.
— Всё путём, Энди, — я опять улыбнулся. — Ты же на работе.
Мы медленно и величественно двинулись сквозь толпу. На прощание я успел подмигнуть Медузе и многозначительно кивнуть на Лилит. Охранница согласно прикрыла глаза.
Отлично. Девочки сработаются.
— Сунул бы такую работу туда, где Люцифер не светит, — буркнул на ходу эцилоп. — Прогнило что-то в нашем королевстве, вот что я тебе скажу. Правильно ты назвал их мошенниками, бро. И это говорю я. Человек, который отродясь не получал зарплату — за ненадобностью, — он издал короткий смешок. — Если так пойдёт и дальше, я точно уволюсь.
— Будешь на мели, обращайся, — великодушно предложил я. — У меня всегда найдётся тёпленькое местечко для ребят вроде тебя.
— Нет, правда? — обрадовался эцилоп. Но потом сник. — Поймал бы тебя на слове, бро, если бы не задница, в которой ты оказался. И я говорю отнюдь не о нашем благословенном светиле.
— Цыплят по осени считают.
— Охотно бы согласился, если бы знал, что это такое.
— Не важно. Просто делай, что они говорят, а там увидим.
Местом заключения мне определили тюрьму во дворце Патриция.
Я здесь ещё не бывал, поэтому осматривался с интересом.
Сам дворец представлял из себя довольно скромную постройку из обычного, не драконьего камня в виде восьмиугольника на целый квартал, и в народе звался простенько и со вкусом: Октагон.
Казармы эцилопов, кстати говоря, располагались здесь же, в одной из граней октагона. Проходя мимо, я увидел площадку, покрытую странными зеркальными яйцами, и сообразил, что это стоянка полицейских автомобилей.
Дальше был парк, разбитый словно с помощью штангенциркуля и транспортира.
Даже листья на деревьях были подстрижены под точно выверенным углом.
Пруды представляли собой глубокие траншеи, узкие и строго прямоугольные. В них плавали кубические утки и квадратные кувшинки.
С патрицием я ещё не был знаком, но сдаётся мне, что человек, разбивший этот парк, может оказаться РАДИКАЛЬНО прямолинейным.
— Тут у нас яма со скорпионами, — светским голосом рассказывал Энди. — Её выкопали ещё при прошлом Патриции.
— Ух ты, — я послушно восхитился. — И что, в неё бросают непокорных узников?
— Скорпионы давно передохли, — смущенно поведал эцилоп. — А яму мы используем для хранения садового инструмента. Знаешь, сколько зелёной краски требуется, чтобы выкрасить ВСЮ траву?
— Вас и для этого припрягают? — посочувствовал я.
— Лично мне нравится работать в саду, — пожал плечами эцилоп. — Работа на свежем воздухе. И прессовать никого не надо.
Мне бы твои заботы, — подумал я отстранённо.
— Ну вот, мы и пришли, — возвестил эцилоп.
Тюрьма находилась на дальней стороне восьмигранника. К дверям вела симпатичная лесенка, украшенная вырезанными в дереве страшными харями и замысловатыми рунами.
— Славное местечко, — одобрил я, войдя в просторный, отлично освещенный холл, по периметру которого находились прозрачные двери. Внутри можно было разглядеть фигуры в байковых пижамах весёленькой розово-кислотной расцветки. Обстановка в камерах была разной: у кого-то — голые нары и медный стульчак, у кого-то — ковры, кровать с балдахином и девочки в неглиже.