Выбрать главу

— Замётано, — я по привычке протянул руку, но крылокош так на меня посмотрел, что стало стыдно.

— Закрой глаза, — скомандовал он.

— Так я ничего не увижу, — пожаловался я.

— Отлично, это нам и нужно, — я услышал рядом с собой басовитое мурчание. — Теперь представь свою нынешнюю образину.

Я представил. Это оказалось нетрудно: незабываемый образ врезался в мою память, словно был высечен из гранита.

На могильном памятнике.

— Рядом воссоздай тот облик, который был у тебя изначально. Как можно точнее.

Я принялся пыхтеть. Не то, чтобы я не помню своего собственного лица. Просто не слишком хорошо представляю его в ПОДРОБНОСТЯХ.

Сколько было родинок? Какую форму имели уши?..

— Сосредоточься, Макс, — командовал крылокош. — Ты же не Медуза. Каждый день видишь себя в зеркале — хотя бы, когда бреешься. Просто восстанови в памяти свою внешность, а потом наложи на образ этой слонообразной креветки.

Легко сказать.

Я пыхтел, морщил лоб, потел, и кажется, наконец-то, достиг каких-то результатов.

Осторожно открыл глаза...

— Знаешь, клыки у меня были покороче, — задумчиво произнёс я, разглядывая отражение. — Во всяком случае, они не стремились проткнуть нижнюю губу. Да и лоб был несколько выше...

— Это называется атавизм, — крылокош вспорхнул на спинку дивана и любовался мной оттуда. — Твоё морфическое поле приняло наиболее удобную форму.

— То есть, в глубине души я всегда был пещерным человеком?

— С нежной, восприимчивой к прекрасному душой.

— Ты так шутишь, да?

— А ты свои кулаки видел?

— Ладно, — я махнул кулаком. И впрямь размером с наковальню... — Давай ещё раз.

Я послушно закрыл глаза.

— Не советую.

Разжмурившись, я вылупился на кота.

— Правило пяти "П". Я тебе о нём только что говорил.

Я изучил своё отражение ещё раз. Пробрала дрожь.

— Сейчас же возвращай всё назад! Котик, миленький...

— Не унижайся. Морфическое поле восстановится само, по прошествии времени.

— И... Как долго ждать?

Кот пожал плечами.

— Ладно, — я осторожно уселся на диван. — Тогда я перекантуюсь тут, пока всё не станет, как было. Нельзя же в таком виде на люди...

Самое обидное, что в этом недоразвитом дикаре безошибочно, стопроцентно угадывался я. Даже замаскироваться не получится.

И тут дверь внезапно распахнулась.

— Оторва! Ты всё ещё здесь? Ой...

— Спокойно, Лола, — я попытался поднять руки в успокоительном жесте, но опустил. Ковши экскаватора мало кого могут успокоить... — Это всё ещё я. Небольшой магический эксперимент.

— Который, как ты можешь заметить, слегка вышел из-под контроля, — с явным удовольствием сообщил крылокош. — Но ничего, день-два, и всё придёт в норму, — он критически оглядел мою новую внешность. — Хотя может, понадобиться неделя. Через месяц ты ТОЧНО будешь, как огурчик.

— Что, зелёный и в пупырышках?

— Глупости не говори, — поморщился кот. — Огурцы — оранжевые. С крылышками.

— Так, замолчите, оба, — приказала Лолита. — У нас проблема, Макс.

— Что-то с клубом? Попроси Розарио, он...

— Твой друг пропал.

Глава 16

Я не сразу понял, о ком она говорит. В памяти промелькнуло несколько имён: Фонци, Розарио, Руперт... Я удивился, когда имя дракона всплыло в моей памяти в таком контексте. Но как ни крути, он — мой друг. Но это вовсе не...

— КОЛЬКА!..

— Ушел сегодня утром, с Зебриной.

— Фух. Я уж думал, мне капец. А ты шутить вздумала...

— Ты не дослушал, Макс.

Я насторожился. Лола не так уж часто зовёт меня по имени. Оторва, босс — в зависимости от того, что ей от меня нужно.

— Может, ты просто расскажешь, в чём дело? — спросил Труффальдино. — Я не слишком хорошо разбираюсь в ваших человеческих играх, так что...

— Это ты-то не разбираешься? И вообще: жизнь — это тебе не...

— ЛОЛИТА!

— Ах да, конечно. Мы получили записку. Точнее, её подбросили под дверь "Чистилища".

Медуза протянула мне листок бумаги, на котором ровным каллиграфическим почерком было написано:

"Твой друх у Нас. Если ни Принисёшь Десить Тон Золата севодня в "Затычку", мы Атрежим Иму Палиц"

Я посмотрел на Лолиту.

— Ты что-нибудь понимаешь?

— А ты что, читать разучился?

Труффальдино вытянул лапку и подцепив листок коготком, ткнулся в него мордочкой.

— Всё ясно, — сказал он, пробежав взглядом по строчкам. Точнее, по одной строчке. — Это шантаж.

— Да это писал ребёнок! — я возмущенно взмахнул рукой, и ни в чём не повинный столик вдруг отлетел к стене и рассыпался.