Надо отдать маме должное, она все-таки берет себя в руки и прекращает свое мельтешение, усаживаясь рядом с моей кроватью на стул. Мы минут сорок разговариваем обо всем, кроме случившегося, пока нас не прерывает медсестра, пришедшая выполнять вечерние процедуры.
Я с трудом заставляю себя улыбаться, прощаясь с родственниками, потому что сердце разрывает неведомая мне ранее тоска.
Сашка обещал забрать меня домой, когда я поправлюсь. А где теперь мой дом?
Возвращаться в квартиру к Лёше у меня нет никакого желания. Даже под дулом пистолета. Только не после такого. Все же, где-то очень глубоко внутри меня еще теплятся остатки растоптанной гордости.
Но и к матери переезжать я тоже не хочу. Вернуться туда сейчас – как расписаться в собственной несостоятельности и никчемности, о которой потом буду выслушивать всю оставшуюся жизнь. Нет. Из маминой колыбели я давно уже выросла.
Мысли бесконечно роятся в моем воспаленном мозгу, и я, устав бороться с ними, решаю позвать медсестру, чтобы выпросить снотворное. Только приподнимаюсь на кровати, как в палату входит муж. Видимо его не смущает существующий режим.
Он чисто выбрит, в отглаженной рубашке, запах его туалетной воды наполняет небольшую комнату, а я не осознаю даже, отчего у меня возникает приступ тошноты. То ли от сотрясения… то ли от его присутствия…
При свете дня я немного успела разглядеть себя, оценив масштабы происшествия. Несколько гематом на теле, ссадины на руках и ногах, в принципе, быстро поддающиеся заживлению. Страшнее всего было осматривать лицо в потертый экран старого смартфона. Но, к счастью, тут тоже все не так плохо – разбитая бровь и нижняя губа, да синяк на скуле. Можно сказать, отделалась легким испугом. Почти не пострадала.
Вообще придуряюсь.
Лёшка заходит в палату тихими шагами, хотя я не сплю и провожаю его взглядом. Замирает недалеко от кровати. Несколько мгновений молчит. Потом тяжело вздыхает и произносит:
- Как ты?
- Нормально. – Выдавливаю я, чувствую предательский комок в горле.
Не нормально. Я – не нормально. Всё это – не нормально.
Но об этом лучше молчать.
- Вот. Это тебе. – Он протягивает небольшой сборный букет, завернутый в розовую бумагу.
Ненавижу розовый.
Ненавижу эти цветы.
Этот его напомаженный вид.
Ненавижу.
- Оль, я поговорил с врачом… - Говорит он вкрадчиво. – Серьезных повреждений нет, кроме сотрясения… - Выдыхает с шумом. – Думаю неделю, не больше, и ты сможешь вернуться домой.
Я поднимаю глаза на человека, которого будто впервые вижу.
- Куда?
Мы встречаемся глазами.
- Оля, я люблю тебя…
- Я не вернусь в ту квартиру Лёш.
Почему? Почему я не могу сказать ему сразу? Зачем начинать издалека?
Зачем так трудно произносить слова, которые должна сейчас сказать ему?
- Что это значит?
Он спрашивает напряженно, но без злобы, что даже немного сбивает меня с толку.
- Я не вернусь к тебе.
Лёшка открывает рот, чтобы что-то на это ответить, но в этот момент комнату наполняют звуки входящего вызова на моем телефоне.
Мы секунду обескуражено смотрим друг на друга. Затем я тянусь к тумбочке и смотрю на номер, который не определился, но я каким-то шестым чувством понимаю, кто звонит.
Видимо, моя реакция четко отразилась на лице, потому что Лёша молча подходит, тянет ко мне руку и мягко, но настойчиво забирает из ладони поющий женским голосом на английском языке телефон. Нажимает кнопку «Ответить» и, не прерывая зрительного контакта со мной, прикладывает к уху:
- Слушаю.
Абонент на другом конце провода что-то говорит, заставляя моего мужа нахмурить брови.
- Нет, к сожалению, не можете.
Снова слушает.
- Оля сейчас в больнице. Произошла авария, после того, как она возвращалась со встречи с Вами. Она не в том состоянии, чтобы это обсуждать.
Его взгляд становится холодным.
Но я не чувствую страха.
Здесь он не сможет причинить мне вреда, и я так четко вдруг это осознаю, что нахожу силы подняться на кровати и, протянув посиневшую руку, выхватить смартфон из рук ничего такого не ожидающего мужа.
И, пользуясь его замешательством, быстро произношу в трубку:
- Даниил Сергеевич, я вам перезвоню.
Отключаюсь, наблюдая, как на лице Лёши проявляется буря эмоций, которые он вынужден держать в себе. Его даже немного потряхивает от моей наглости, но я, не то чтобы чувствую себя защищенной.
Мне просто все равно.
На самом деле, не знаю, что будет завтра.
Знаю одно.
Как раньше точно не будет.
Что-то щелкнуло во мне, переключилось, когда я молча принимала на себя его удары.