Повернувшись к Есене, Софья Зиновьевна развела руками:
– Конечно, нехорошо учительнице в этом признаваться, но мы же не в школе!
– А вы так и работаете, не надоело? – спросил Меглин.
– Конечно, надоело; конечно, работаю! – рассмеялась учительница. – Ты же знаешь, Родик, школа как цирк: раз пришел, всю жизнь под куполом. А ты что, пишешь? Так же, про спорт, или как?
– Про спорт надоело, – заявил Меглин. – Пишу про звезд. Интересно, и платят хорошо.
– Журналист, конечно, не то что учитель, – вздохнула Софья Зиновьевна. – У нас двадцать пять лет одно и то же. А у тебя один день не похож на другой, да?
– Все разные, – с важным видом кивнул Меглин.
Есеня слушала этот диалог с растущим недоумением. Дело было не только в том, что Меглин скрыл от Софьи Зиновьевны свою профессию. Было еще что-то, какая-то фальшь, которую она чувствовала, но не могла понять…
Между тем Меглин разрезал торт, откупорил вино, разлил его по бокалам. С пафосом провозгласил:
– За учителей! За вас, дорогая Софья Зиновьевна!
– Спасибо, что не забываешь, Родик! – ответила учительница. – За учеников тоже!
Видно было, что она растрогана.
Выпили. Кивнув на Есеню, Меглин произнес:
– Молодежь нынче – ну, не знаю… Мы были не такие. Настолько пустые все сейчас! Не люди, а аксессуары. И проблемы у них аксессуарные.
– Да, Родик, ты прав, – отозвалась Софья Зиновьевна.
– Вот даже Есенчик, – продолжал Меглин. – Знаете, из-за чего волнуется? Прости, но я скажу. Дескать, грудь маленькая. Мол, не модно. Скажите хоть вы ей!
Есеня пошла красными пятнами, с удивлением взглянула на следователя, но стерпела. А Софья Зиновьевна принялась объяснять:
– Девочка моя, во все времена большие груди нравились солдатам. А маленькие – поэтам! Маленькую женскую грудь ценили Гёте, Вийон, Блок… Насчет Пушкина не могу утверждать однозначно, в обществе в то время, как вы знаете, было принято почти оголять грудь, подчеркивать корсетом, но он ценил маленькие ножки, и я думаю, что и маленькую грудь тоже считал, скорее, достоинством…
– Я тебе говорил! – победно заявил Меглин, обращаясь к Есене. – А ты стесняешься.
И тут же, без перехода, спросил, повернувшись к учительнице:
– Ну, как вы, дорогая? Без барбамила сколько уже?
– Три года, – ответила Софья Зиновьевна. – Жива, как видишь. Конечно, звало иногда… Но держусь. Тебе спасибо.
И они с Меглиным с нежностью взглянули друг на друга. Есеня уже окончательно потеряла нить беседы и ничего не понимала.
Меглин разлил из бутылки остатки вина. Учительница, разглядывая свой бокал, неожиданно сказала:
– Заезжай, Родик. Мне так иногда бывает…
– Мне тоже, – серьезно сказал Меглин. – Ну ничего. За наших?
Когда допили вино, Меглин распорядился:
– Есень, принеси чашки. В комнате, в серванте. Чайку попьем на прощание.
Когда девушка вышла, Меглин спросил, как бы между делом:
– Славика не видели?
– Ой, нет, Родик, давно. Зимой приезжал, я ему пояс от ревматизма подарила, с тех пор не видела.
В соседней комнате Есеня нашла сервант, достала чашки и уже собралась уходить, как вдруг обратила внимание на стену рядом с сервантом. Всю ее занимали школьные фотографии – сотни лиц учеников разных лет. Приглядевшись, девушка заметила одну деталь: у некоторых учеников были тушью нарисованы тонкие нимбы над головами, а глаза проколоты иголкой…
…Допивая чай, Меглин вдруг сказал:
– Вообще вы, учителя, нас в детстве обманывали. Вы нам что говорили? «Учись на отлично, и все у тебя в жизни будет хорошо, будешь в первых рядах». И что? Сейчас в первых рядах кто? Двоечники! Везде. Цивилизация двоечников…
– Родик, мы не обманывали! Мы сами верили! – воскликнула Софья Зиновьевна.
И оба рассмеялись.
– Ну, спасибо, – сказал Меглин, поднимаясь из-за стола. – Дочке завтра на экзамен.
– Заходите еще, когда будете рядом… – попросила учительница.
Когда вышли на улицу, Есеня спросила:
– Вы что, у нее учились?
– Все мы друг у друга чему-то учимся, – уклончиво ответил Меглин.
– А почему вас нет среди ее выпускников на фотографиях?
– Потому что она – мой выпускник, – сказал следователь, заводя мотор.
Есеня не знала, как относиться к его словам. Как к шутке? У нее было слишком много вопросов, чтобы задать хотя бы один…
Они снова отправились в путь, и ближе к вечеру приехали в другой город. Меглин колесил по улицам, кого-то высматривая. Возле городского парка он остановил машину и устремился к какому-то человеку, по виду – алкоголику, пережидавшему дождь под детским грибком. Они о чем-то переговорили, после чего алкоголик обнял следователя как брата, и Меглин вернулся к машине.