Он вздохнул.
Было непросто. Да, было. Будем честными, обо всем этом теперь нужно говорить в прошедшем времени.
По первой он на Нинку грешил. Думал – она. Однако, присмотревшись, понял, что у нее мозгов не хватит. Да и не нужно ей это. У нее всего вдоволь. Значит, кто-то другой.
Вновь и вновь Сливин прокручивал события месячной давности. Кто его касался, от кого он что-то брал, кому давал. И с горечью признавал, что отследить невозможно. Нет способа понять, когда он вошел в контакт с патогеном. Это мог быть сотрудник, передававший ему бумаги, водитель открывающий дверцу, партнер, жмущий руку…
Сливин медленно свинтил крышку с фляжки.
Кто угодно.
Даже его собственная жена.
Да только ей какая корысть? Только проблем прибавится.
Он допил коньяк и задрал голову, чтобы полюбоваться Млечным Путем. Красотища. Сто тысяч световых лет в диаметре, а мы болтаемся где-то на периферии. Таков уж наш удел – быть с боку припеку.
Он раскрыл трость, оперся о нее, и с трудом поднялся на дрожащие ноги. Господи, месяц всего прошел, а он никакой.
Покачиваясь, он направился к выходу. За его спиной медленно гасли звезды.
В тот же вечер позвонил Жуковский и расстроенным голосом сообщил, что Берзиньш умер. Полгода как. Но ничего, на Берзиньше свет клином не сошелся, жена еще найдет, и получше и т.д. и т.п. Сливин его остановил.
- Стас, - сказал он, - прекрати. У меня люди тоже не спят. Я нашел спеца.
- Серьезно? – Жуковский вздохнул с облегчением. – А то я тут…Кир, ты только не затягивай.
- Не буду, - пообещал Сливин и положил трубку.
В кабинете он со злостью пнул стул.
И выматерился.
А потом долго стоял, всматриваясь в темнеющее небо через открытое окно.
В холле минутная стрелка на часах почти добежала до двенадцати.
Через три дня Сливин пересел в инвалидное кресло.
Он рассчитывал, что это случится позднее, но вот поди ж ты.
Нина начала причитать, но Сливин рявкнул на нее и она заткнулась.
Нужно переделать кучу дел.
В Правлении ему готовили замену, ну естественно. Федирский с озабоченным видом носился во всех направлениях сразу, выдергивал из рук какие-то бумаги, совал Сливину. Тот подписывал не глядя, он и так знал что там.
Народ жужжал.
Прямо на него никто не смотрел, все старательно отводили глаза.
Хохотун Ващюгин, вроде как в обычной своей манере захотел «разрядить» обстановку, но присмотревшись к лицу Председателя, проглотил язык.
Вот так, правильно, меньше гавкать будет.
Сливин набрал номер Рыкова и дождавшись сонного жирного голоса, сказал, что в обязательном порядке будет являться по ночам. На покой пусть не рассчитывает. Обалдевший Рыков пытался что-то произнести в ответ, но получалось сплошное хрюканье и шумовые эффекты. Дико хохотнув, Сливин нажал на кнопку отбоя.
После этого все старались на него вообще не смотреть.
Федирский спросил, выступит ли господин Председатель с речью, на что получил подробное указание что ему делать с этой речью, как и в каких пропорциях.