Все это звучит вполне правдоподобно. Платон нигде не утверждает, будто образ Сократа в диалогах отражает подлинную историческую личность. Он просто излагает истории, где появляется герой по имени Сократ; любое заявление о том, что этот герой схож с реальным человеком, будет лишь гипотетическим умозаключением. Кроме того, в нашем распоряжении есть труды еще одного ученика Сократа – Ксенофонта, который не оставляет места для подобных догадок. Он прямо говорит, что повествует об историческом Сократе и что его Сократ не похож на персонажа платоновских диалогов. Да, они отличаются не радикально, обе фигуры порой даже ставят одни и те же вопросы. Однако Сократ Ксенофонта и Сократ Платона отличаются в плане стилистики, изощренности и содержания рассуждений. Если портрет Ксенофонта точен, значит, у Платона образ безмерно приукрашен, и какие бы исторические черты он ни содержал, они слишком разрозненны и случайны, а потому не должны приниматься в расчет. С этой точки зрения к диалогам Платона можно относиться как к не слишком точному байопику: наслаждайтесь просмотром, но не думайте, что все так и было.
3. Все начинается с Сократа, а заканчивается Платоном. Наиболее распространенная на сегодняшний день точка зрения не совпадает ни с одной из крайностей. Она заключается в том, что Платон начал писать диалоги, изображая Сократа более или менее близко к реальности[24]. Некоторые полагают, что Платон записывал рассуждения Сократа, не так уж много добавляя от себя, другие думают, что Платон передает подлинные слова Сократа, но только до тех пор, пока сам с ними согласен[25]. Затем идут переходные диалоги, где начинают появляться собственные идеи Платона, а потом поздние тексты, где от исторического Сократа нет вообще ничего.
Приверженцы этого воззрения иногда критикуют Ксенофонта. Они утверждают, что его Сократ не может быть настоящим (и, следовательно, Сократ из ранних диалогов Платона, напротив, может быть таковым). Сократ у Ксенофонта не подлинный, потому что, мол, он чересчур скучен и не сумел бы обрести ни преданных последователей, ни ярых врагов, какие у исторического Сократа, бесспорно, имелись[26]. Но корень проблемы, по мнению некоторых, в том, что скучен сам Ксенофонт. Ему не хватило способностей, позволяющих раскрыть изящество Сократа. Не понимая его трудных рассуждений, он просто пропускал их – но как раз они-то и имели наибольшее значение. Эту позицию ярко подытожил Бертран Рассел:
Пересказ глупым человеком того, что говорит умный, никогда не бывает правильным, потому что он бессознательно превращает то, что слышит, в то, что он может понять. Я предпочел бы, чтобы мои слова передавал мой злейший враг среди философов, чем друг, несведущий в философии. Поэтому мы не можем принять то, что говорит Ксенофонт, если это включает какой-либо трудный вопрос в философии или является частью аргументации, направленной на то, чтобы доказать, что Сократ был несправедливо осужден[27].
В целом тезис Рассела кажется убедительным, однако он излишне суров к Ксенофонту[28]. Оставленные последним воспоминания о Сократе открыты для разнообразных трактовок и по-своему умны – как попытки либо защитить Сократа, либо раскрыть те стороны его личности, которые проигнорировал Платон[29]. Но, конечно, следует помнить, что Ксенофонт все же был военным, а не философом; в нынешние времена он действительно покажется большинству из нас скучноватым. Впрочем, это может оказаться и его сильной стороной. Если мы хотим представить Сократа таким, каким он был на самом деле, – если нам требуется отчет, – то не мешало бы запросить его у человека жесткого и скучного. Приключения Шерлока Холмса лучше опишет доктор Ватсон, чем какой-нибудь другой Холмс.
24
Обзор этой позиции с соответствующими свидетельствами см.: Graham,
25
См., например, у Гатри (Гатри У. К. Ч. История греческой философии. Т. IV. С. 106): в ранних диалогах Платон «восстанавливает в воображении форму и содержание бесед своего учителя». Ср. с рассуждениями Властоса: Vlastos,
26
В «Парадоксе Сократа» Властос пишет: «Сократ Ксенофонта, благочестивый декламатор нравоучений, у Крития вызвал бы разве что усмешку, а у Алкивиада – зевоту; в то же время у Платона Сократ таков, что может вывести из себя их обоих» (Vlastos,
29
Cooper,