Он посмотрел на мой живот, когда ребенок брыкался о его руку, что заставило его смягчить это суровое и сердитое выражение.
— Ты не будешь таким, как твой отец, — сказала я ему.
Его глаза нашли мои.
— Я уже был таким. Когда ты впервые сказала мне, что беременна, — его тон был пропитан чувством вины.
И я простила его. Окончательно и бесповоротно. Прямо тогда.
Я подняла Бу со своего живота, поцеловала в нос и осторожно поставила на пол. Затем пошевелилась. Это было довольно неловко и заняло больше времени, но в конце концов я расположилась так, что оказалась почти верхом на Кипе.
— Ты совсем не похож на него, — твердо заявила я.
Он положил руки мне на бедра.
— Ты этого не знаешь. Ты никогда с ним не встречалась.
Я схватила его за шею.
— Я знаю, — возразила я. — Да, ты немного испугался, когда я впервые сообщила эту новость. Но ты корил себя за это.
Я дала ему возможность поспорить со мной, но он этого не сделал. Он не мог.
— И ты исправился, — продолжила я. — Ты не позволяешь мне поднимать ничего тяжелее кружки кофе. Помогаешь вставать с постели каждое утро, но не раньше, чем я получу оргазм и выпью чашечку кофе, — я одарила его лукавой улыбкой. — Ты готовишь для меня. И глазом не моргаешь, когда я приношу домой кота, а потом приучаешь к походу в туалет, — мы оба посмотрели на Бу, который забрался на кофейный столик, чтобы сердито посмотреть на меня за то, что я столкнула его с насеста.
Я оглянулась на Кипа.
— Ты приходишь на прием к каждому врачу. Читаешь детские книжки. Ты знаешь о моем влагалище и матке больше, чем я. Ты обустроил прекрасную детскую, — я наклонилась, чтобы нежно поцеловать его в губы, сдерживаясь, чтобы не углубить поцелуй. —
Есть около миллиона других вещей, которые я могла бы перечислить, но это займет слишком много времени, и я начинаю возбуждаться, — я потерлась о него, чтобы подчеркнуть свою мысль.
В глазах моего мужа вспыхнул голод.
— Спасибо тебе, — тихо сказала я. — За то, что поделился со мной.
Он наклонился, чтобы поцеловать меня, немного глубже, чем я целовала его. Я потерлась о него еще немного.
— Пожалуйста, — пробормотал он мне в губы. — Следующей будет твоя очередь.
Мой желудок сжался. Не в хорошем смысле. Рассказывая о своем прошлом еще больше, я хотела убежать. Но я осталась на месте.
— Потом, — согласилась я. — Но не сейчас.
Затем наклонилась, чтобы поцеловать его.
***
Была гроза.
Раскаты грома сотрясали дом.
Именно это меня и разбудило. Обычно так не бывает. Но бессонница во время беременности становилась только хуже, из-за судорог в ногах и необходимости поворачиваться, как хот-дог на заправке, всякий раз, когда затекало тело.
Кип обнимал меня ночью, потому что ему всегда хотелось прикасаться ко мне или к ребенку. Но у меня также была большая подушка для беременных, которая покрывала все мое тело и окружала с обеих сторон.
Это затрудняло лежание на спине и помогало справиться с болью в бедре. Мне действительно нравилась эта штука, хотя я ненавидела барьер между нами. Но я хотя бы вставала с кровати посреди ночи, не будя Кипа. Обычно, для того, чтобы пописать — мне приходилось делать это несколько раз — и он часто просыпался, несмотря на то,
какой хитрой я старалась быть. Он слишком хорошо меня знает, и чутко спит.
Но он не проснулся. Ни от раската грома, ни от того, что я встала с постели.
Я пошла в детскую, села в кресло у окна и смотрела, как бушует море, как дождь стекает по стеклу. Я потерялась в шторме, в своих мыслях, в будущем.
— Ты не должна вставать с постели без меня, — тихо прорычал голос.
Я не удивилась, так как ожидала, что Кип в конце концов придет.
— Если я буду будить тебя каждый раз, когда встаю, ты никогда не сможешь заснуть. Твоя дочь пинается о мой мочевой пузырь, —ответила я, потирая живот.
— Но ты встала не пописать. Ты здесь, — указал Кип. Затем он сдвинул меня с места, правда, только для того, чтобы сесть, а затем усадил меня к себе на колени. Кресло большое в нем просторно даже нам двоим. Троим, если учесть мой живот.
Я вздохнула.
— Я хотела дать тебе поспать.
Он поцеловал меня в висок.
— Я не хочу без тебя, — согласился он.
Некоторое время никто из нас не произносил ни слова, позволяя буре говорить за нас. В конце концов Бу вошел в комнату, встал у подножия стула, оценивая, хватит ли ей места, затем решил не делать этого и запрыгнул на пеленальный столик, потом на кроватку, чтобы устроиться в ней. Это было одно из его любимых мест. Наверное, мне следовало запретить ему спать там до рождения ребенка, чтобы не привык, но это было так мило.