могу накричать в ответ.
Он наклонился, чтобы поцеловать меня в нос.
— Мы потрахаемся и помиримся, — пробормотал он. — У нас будет беспорядочная жизнь. И ты, наверное, упала с дерева, если думаешь, что я уйду, — его рука скользнула от моего подбородка вниз к левой руке, поднимая ее, чтобы рассмотреть простое золотое кольцо, которое я носила с тех пор, как он надел его мне на палец в пекарне. —Нам нужно купить тебе бриллиант. И устроить еще одну свадьбу.
Для меня было слишком много информации, чтобы переварить ее сразу. Даже при нормальных обстоятельствах, когда я гораздо лучше
контролировал свои гормоны. Как бы то ни было, я не могла контролировать это, поэтому перешла от тихого плача к полноценным безобразным рыданиям.
— Ты просишь меня выйти за тебя замуж? — спросила я между всхлипываниями.
Кип усмехнулся, наклонившись, чтобы поцеловать меня в макушку.
— Мы уже женаты, детка, но да, я спрашиваю, хочешь ли ты сделать это как следует. Может, не стоит так напиваться и пялиться на меня, пока идешь к алтарю. Я не возражаю, если ты наденешь красное, — он подмигнул.
Я издала истерический смешок.
— Я надела красное, потому что готовилась к войне, — сказала я.
Он улыбнулся мне, коснувшись большим пальцем моего подбородка.
— И когда ты шла по проходу, ты выглядела как самый красивый солдат, которого я когда-либо видел. Я влюбился в тебя прямо тогда и на месте, даже если был слишком упрямым ублюдком, чтобы признать это в течение…
— Месяцев, — перебила я. — На самом деле, больше года.
— Если хочешь перейти к техническим вопросам, то ты еще не сказала мне этих слов, — поддразнил он.
Я поджала губы.
— На самом деле ты тоже, — бросила я вызов, внезапно испугавшись. В больнице не в счет. Тогда эмоции были на пределе, и с тех пор он не упоминал об этом.
— Я люблю тебя, — сказал он без колебаний. — Мне нравится, что ты капризничаешь по утрам. Мне нравится, что ты ругаешься как матрос. Мне нравится, что ты таскаешь домой кошек. Мне нравится,
как ты выглядишь с доченькой в животе. Я буду любить каждую частичку тебя до конца своих дней.
Мои губы задрожали.
— Ладно, это перебор, — сказала я тонким и слабым голосом.
Он усмехнулся.
— Скажешь это в ответ?
— Я не собираюсь этого говорить, потому что ты заставляешь, —огрызнулась я.
Глаза Кипа заблестели.
— Я не заставляю, — ответил он. — Я уже знаю, что ты любишь меня.
Я посмотрела на него.
— Ты не знаешь, что я чувствую, — отрывисто ответила я, борясь с ним в основном инстинктивно, а также потому, что этот разговор был пугающим. Конечно, я замужем за этим человеком, живу с ним и беременна его ребенком, но сказать, что я люблю его, казалось прыжком, на который я не уверена, что способна.
Он поцеловал меня, затем пожал плечами.
— Ты не хочешь говорить это сейчас. Я подожду. В конце концов, у меня впереди вечность.
У меня чуть не подогнулись колени.
Кип отступил назад, не подозревая, с каким трудом я держусь на ногах.
— Ну что, хочешь съесть пирожное?
Я уставилась на этого мужчину. На этого мускулистого, грубоватого, самоуверенного, чувствительного мужчину. На своего мужа.
— Да, — прошептала я. — Давай поедим.
***
— Мам, — сказала я на вздохе.
Я уклонялась от ее звонков. Не то чтобы их было много.
Женщина редко выходила на связь. Иногда она присылала мне статьи на Facebook, которые в основном представляли собой дикие теории заговора о Новом мировом порядке и контроле над рождаемостью, хотя в последние несколько лет они перешли к целостным методам лечения и напоминанию о необходимости «заземляться» каждый день.
— Дорогая, — пропела она в трубку легким и жизнерадостным голосом.
Я нахмурилась, глядя на экран своего телефона, включая мировые часы, чтобы перепроверить время в Австралии.
Да, было всего семь утра.
Моя мама не жаворонок. Она редко просыпалась рано, обычно неуклюже выходя из своей спальни в обеденное время. У меня сохранились отчетливые воспоминания о том, как я готовила себе завтрак сама, когда мне было около пяти лет. Как она кормила меня до этого, оставалось только догадываться.
С другой стороны, к тому моменту мой отец бросил ее не в первый раз, и я пришла к пониманию — от разных родственников, с которыми больше не общаюсь, — что до этого она была в некотором роде нормальной. Нормальная — субъективный термин. Мама всегда была «чокнутой».
Из того, что я понял аза эти годы «регулярного» общения, она больше не была «чокнутой» алкашкой. Она была просто «чокнутой».