Каллиопа, насколько я понимаю, какая-то шишка в Нью-Йорке и зарабатывает уйму денег.
Или, по крайней мере, была, пока не приехала в Юпитер, в старый дом Роуэна, и умолчала, что именно она здесь делает.
Никто, даже большой храбрый Роуэн, не настолько настойчив, чтобы узнать.
— Почему ты думаешь, что я убежала? — отвечает она поверх своего бокала, рассматривая меня проницательным взглядом.
Смотрю на нее, на одежду, украшения, сумочку, все выглядит небрежно, как будто она в спортивном костюме, но все чертовски дорогое. На самом деле я не из тех, кто обращает внимание на бренды или что-то в этом роде, но даже я могу сказать, что это модное дерьмо.
Юпитер маленький. Необычный. Тихий. Даже идиллический. Но здесь нет модных бутиков, шикарных баров или эксклюзивных ресторанов.
В данный момент мы пьем в единственном баре, который открыт после десяти. В том самом, где технически Кип предложил выйти за него замуж.
— Ты далеко от Нью-Йорка, — замечаю.
Каллиопа вертит в руках оливку. Эта сучка пьет мартини. Не думала, что кто-то пьет это за пределами кино. Я заказала один раз, когда впервые приехала в эту страну, взволнованная шумихой вокруг этого напитка, но на вкус он напоминал ракетное топливо. Чистая водка с обмакнутой в нее оливкой.
— Я скажу, от чего убегаю, если ты скажешь мне, — парирует она.
Моя рука со стаканом застывает на пути ко рту.
— Откуда ты знаешь, что я убегаю?
Она наклоняет голову, чтобы посмотреть на меня.
— Ты чертовски далеко от Австралии.
Я смеюсь.
— Туше.
Люди спрашивали, почему я в Америке, а не в Австралии, и у меня всегда был дерзкий ответ, какая-нибудь незаконченная история, но правда - никогда. Я не поделилась этим со своей лучшей подругой.
Похоронила это так глубоко и убедила себя, что это даже не реально.
Хоть с Каллиопой мне комфортно, и я могу рассказать ей все на свете без осуждения или страха о том, что она раскроет тайну, я не собираюсь это делать. Не только потому, что не доверяю себе ворошить прошлое в баре с липкими полами и грязными ванными комнатами. Но и потому, что если расскажу правду, то только моей лучшей подруге и сестре, с которой мы много лет вместе.
Может быть, даже ей не расскажу.
Может быть, буду держать весь гной глубоко внутри, но только я буду чувствовать запах разложения.
— Это мужчина, — говорит Каллиопа, когда я молчу. — Это всегда мужчина. Они заставляют женщину остаться или бежать, — она смотрит на меня понимающим взглядом. — И мы из тех женщин, которые убегают, если мужчина слишком плох или, что еще хуже, слишком хорош.
— От которого ты убегаешь? — спрашиваю, чтобы скрыть свой шок от того, насколько проницательная эта сучка. — От плохого или хорошего?
Она отхлебывает мартини.
— От всего и сразу.
Примерно тогда и начинаются неприятности.
***
Кип пришел выручить нас.
Я действительно хотела воспользоваться своим единственным телефонным звонком, чтобы набрать Нору. Но у нее только что родился ребенок, и ей не нужно в полночь вытаскивать свою лучшую подругу и невестку из тюрьмы.
Тина бы пришла.
Тиффани тоже.
Черт, даже Фрэнк бы пришел.
Но все эти люди спросили бы, почему я не позвонила своему мужу, чтобы он приехал за мной.
Я должна была позвонить ему. И мне пришлось столкнуться с «я же тебе говорил», этот ублюдок не настолько благороден, чтобы молчать.
— Я же говорил, что тебе нужно будет позвонить мне, —радостно говорит Кип, когда мы выходим из полицейского участка.
Никаких обвинений предъявлено не было.
Нас арестовал полицейский, которого я не знаю. И это, вероятно, означает, что он новенький в городе. Возможно, в пекарне и не подают пончики регулярно, но у нас лучшие выпечка и кофе на много миль вокруг. Каждый полицейский в городе является завсегдатаем.
Я так ему и сказала.
Ему это не понравилось.
И он не находил мой акцент очаровательным. Он не поверил, что Каллиопа может его выруубить. Поэтому арестовал нас.
Если хотите знать мое мнение, он получал от этого слишком сильное удовлетворение. И он даже не арестовал людей, которые изначально затеяли спор. Это показывает, что он отъявленный женоненавистник и принадлежит к вымирающей породе мужчин, которые в конце концов вымрут, потому что ни одна женщина не захочет с ним трахаться.
Это я ему тоже сказала.
Что, конечно, не помогло.
К счастью, шериф знает, кто мы такие, и сразу – ну, недостаточно сразу, поскольку я успела позвонить Кипу, – выпустил нас, и офицер, производивший арест, выглядел так, словно ему сделали выговор.