Черт.
Наш фиктивный брак становится все более и более реальным.
Вопервых, он замешан в этом по… какимто своим причинам, которые я до сих пор не совсем понимаю. Тогда он был в этом замешан, потому что регулярно трахался и у него это хорошо получалось.
Впрочем, это его потолок. Кип не стирает грани. Мы ведем себя не как пара. Нет никаких разговоров о будущем. Никакой нежности.
Сплошная страсть, секс и сожительство.
Он уйдет, как только узнает. Что-то инстинктивное подсказывает мне, что он уйдет. Прекрасно. Я могу стать матерью-одиночкой. Это чертовски сложно, но у меня есть друзья. Общество, которое поддержит меня. Я бы разобралась с этим, потому что именно так поступают женщины. Это делают миллионы гребаных женщин, когда трусливые придурки бросают их.
Но это не гарантия того, что я останусь здесь навсегда. Если Кип уйдет, у меня пропадет шанс получить Гринкарту. Я не знаю, как это будет происходить, если у ребенка будет отец-американец, но готова поспорить, что меня в кратчайшие сроки отправят обратно в Австралию.
И там у меня нет никакой поддержки.
Лишь заброшенный трущобный городок, полный призраков и доброжелательных духов.
Конечно, Австралия — это целый гребаный континент. Мне не нужно возвращаться в то место, где я выросла. Есть множество причудливых приморских городков, похожих на этот, в которых я могу обосноваться. Но дом – это не просто место. Это люди, которых я выбрала.
— Мы можем не говорить об этом до конца дня? — спрашиваю я, ошеломленная предстоящим будущим, если этот ребенок какимто образом выживет в моей израненной утробе.
Нора кивнула, выражение ее лица по-прежнему мягкое и понимающее. Даже с легкой жалостью. Ей не нужно было этого делать, когда она забеременела. У нее был мужчина, который совершенно без ума от нее и обращался с ней так, словно она самое драгоценное и удивительное существом в мире на протяжении всей ее беременности.
— Все будет хорошо. Он будет шокирован, но счастлив. Он хороший человек.
Я кивнула в ответ, потому что больше не хотела разговаривать.
На самом деле не думаю, что Кип плохой человек. Но я также не думаю, что он полностью хорош.
Вот что делает его таким сексуальным.
Как фальшивого мужа.
Но как отца – ни сколько.
Глава 10
«Потрясение»
— Привет, детка, — здоровается Кип, бросая ключи в корзинку у двери. Этот жест и приветствие такие обыденные. Такие естественные.
Пункт в графе «веду себя как настоящий муж».
Он улыбается с теплотой и лукавством в глазах, снимая ботинки, прежде чем подойти, чтобы поцеловать меня и схватить за задницу.
Еще один пункт в графе «настоящий муж».
— Я весь день думал о том, чтобы трахнуть тебя, — бормочет он мне в губы.
Несмотря на поцелуй, хватание за задницу и то, как он вкладывает секс в каждую произнесенную букву, у моего тела нет обычной реакции.
Имею в виду, я смутно возбуждена, потому что живой человек.
Но меня переполняет леденящий до костей страх, который не может уменьшиться даже самым горячим желанием.
Кип отступает назад, хмуро глядя на меня, заметив отсутствие реакции. Он какимто странным образом чувствует мое тело.
Но это может быть по-дружески. Качественный секс заставляет партнеров чувствовать тела друг друга, и невербальные знаки согласия.
— Что случилось? — спрашивает он, и его поведение резко меняется. — Тебе звонил юрист? Что-то не так? — его голос звучит сердито, даже обеспокоенно. Как будто ему не все равно, если что-то пошло наперекосяк.
С другой стороны, он, скорее всего, беспокоится о последствиях обнаружения правительством США нашего мошенничества, а не о моей депортации.
— Эм, нет, это не имеет никакого отношения, — говорю я, избегая его взгляда.
Чувствую себя гребаным подростком, рассказывающим своему отцу, что я залетела или что-то в этом роде.
Как будто у меня неприятности.
Пальцы Кипа хватают меня за подбородок, чтобы приподнять его, так что мне приходится посмотреть на него, либо зажмуриться, как ребенок
Я встречаюсь с его взглядом цвета морской волны. Это тяжело.
Волнительно. Кажется, что ему почти… не все равно.
— Это что-то плохое, ты даже не смотришь на меня, — мягко говорит он.
Проклятье.
Мне ничего не остается. Я не могу затягивать с этим.
Сорви пластырь, сучка.
— Я беременна, — выпаливаю. — Я… беременна. Уже, наверное, около месяца. Не говорила тебе, потому что сама не совсем в это верила, и потому что у меня, эм, своего рода… есть некая история, поэтому подумала, что это не важно, — мой желудок скручивает, думаю, не слишком ли рано я ему говорю, вдруг мой организм завтра избавится от этого ребенка.