— Ты растишь ребенка, а он не сможет выжить на гребаном Спрайте, — парирует Кип.
Я поднимаю бровь, глядя на него.
— Ты серьезно? — тихо спрашиваю я. — Ты серьезно стоишь здесь, комментируешь единственную вещь, которую я могу ввести в свое тело без последствий, ведя себя так, будто тебе не насрать на меня после месяца холодного отношения? Нет. Иди к черту. Ты понятия не имеешь, через что я прохожу, и это не твое дело!
Теперь я кричу. Кричать приятно. Мне хочется броситься и наорать на него, но у меня нет сил, и я не могу гарантировать, что меня
не вырвет ему в лицо. Хотя он заслужил это.
Кип уставился без всякого выражения, кажется, переваривая мои слова.
— Ты права, — говорит он наконец. — Это не мое дело, — затем поворачивается и выходит из комнаты.
Кип
Я кусок дерьма.
Мое отражение смотрит на меня с ненавистью и осуждением, которых я заслуживаю в полной мере. И даже немного больше.
Я пообещал себе, что никогда не буду сыном своего отца.
Никогда не заставлю свою жену чувствовать себя маленькой, уязвленной и слабой. Никогда не стану вымещать свое дерьмо на женщине, которая не сделала ничего плохого, кроме того, что оказалась замужем за мной.
И все же я здесь и делаю это. Повторяю этот гребаный шаблон.
— Ты чертовски отвратителен, — говорю я своему отражению.
Только теперь вижу не себя. Я вижу Фиону, кости ее бедер, выпирающих в леггинсах, ее лицо стало изможденным, губы бледными.
Я видел выражение ее лица, когда разговаривал с ней, наблюдал, как она замыкалась в себе в моем присутствии. Она была совсем не похожа на ту энергичную, вспыльчивую женщину, на которой я женился, готовую идти со мной рука об руку и побеждать.
Ну, мельком она показала эту сторону в конце. Ярость осветила ее лицо и напомнила, что с ней все в порядке. Что я не разрушаю ее безвозвратно.
Хотя выглядела она неважно.
Конечно, она выглядела чертовски красивой. Она всегда будет такой, несмотря ни на что.
Но казалась больной.
Разве она не должна набирать вес?
Я должен знать это дерьмо. Уже был женат раньше. Моя жена была беременна. Только меня рядом не было. Я был на другом конце света, сражаясь на войне, думая, что я благороден, храбр или еще какое-нибудь гребаное дерьмо.
Я был на поле боя, пытаясь обрести мужественность, в то время как моя жена была дома, растила нашего ребенка и делала это в одиночку.
И теперь я здесь, во второй раз моя вторая жена растит нашего ребенка и делает это в одиночку. Хотя я нахожусь дома.
Это гребаная пытка.
Я должен уйти.
У меня в грузовике собрана спортивная сумка. За последние несколько недель я бесчисленное количество раз выезжал из города с намерением уехать. Исчезнуть.
Это единственный
оставалось совершить.
благородный
поступок,
который
мне
Нет, придурок, единственная благородная вещь, которую ты должен сделать, это шагнуть вперед и быть рядом с женщиной, носящей твоего ребенка.
Я проигнорировал этот голос. Звучит слишком похоже на моего отца, хотя это чертовски правильно.
Я не могу. Не могу позволить себе привязаться к ней и ребенку.
Ни за что на свете я не переживу это. Не переживу их потерю.
Это эгоистично и трусливо.
Но даже если бы мне удалось сойти со своего гребаного пути и попытаться сделать шаг вперед, я бы облажался. Нанес бы еще больший ущерб. Это я знаю. Ей лучше без меня.
Фиона
Проходят недели, а я не теряю ребенка.
Ужасная утренняя тошнота немного ослабла. Я думала, что должна быть благодарна за это, но потом убедила себя, что отсутствие утренней тошноты означает, что что-то пошло не так.
Потом меня вырвало кесадильей, и я на мгновение успокоилась.
Потом съела целую упаковку мармеладных мишек, держала их в руках и снова начинала волноваться.
Это веселый цикл.
Подчеркнутый безразличным отношением Кипа.
Я уже привыкла к напряженной и холодной атмосфере в доме, когда подкралась зима, холод пробирал меня до костей, несмотря на отличную систему отопления.
Привыкла к его бесстрастному, пустому взгляду в тех редких случаях, когда наши пути пересекались. К тому, как он старался избавиться от моего присутствия как можно быстрее, не смотрел на меня и вообще вел себя так, словно мое существование было для него пыткой.
Нет, не мое существование, а существование ребенка, растущего внутри меня.
Я могла бы жить с тем, что он ненавидит меня по любой причине. Это то, на что я подписалась. Конечно, трудно привыкнуть после того, как мы провели приличное количество времени в гармонии, трахались и вели себя почти как пара. Если бы мы просто разошлись, было бы больно. Но это не поселилось бы глубоко внутри меня и не грызло бы мои внутренности так, как сейчас.