Если хочет быть стервой, она делает это в лицо, не желая, чтобы неправильно поняли ее манипулятивную чушь. Она повесила фотографию на холодильник, потому что ей так захотелось.
И, скорее всего, это не имеет ко мне никакого отношения.
Ну, вероятно, это как-то связано со мной, потому что я хорошо ее знаю, понимаю, что она приняла во внимание тот факт, что я увижу фотографию. Но, видимо, сделала вывод, что мне это неинтересно, потому что именно так я вел себя в последнее время.
Незаинтересованно.
Никакой ярости. Ни разу с того ужасного гребаного дня.
Я провожу свой день, общаясь с ней как можно меньше. Рано ухожу на работу, остаюсь там как можно дольше - к счастью, у нас чертова уйма работы, так что всегда есть чем заняться в трех городах, а потом возвращаюсь домой задолго после того, как она либо поест, либо ляжет спать.
Она часто бывает у Норы и Роуэна.
Когда ее там нет, она сидит у Тины и Тиффани.
Нора тоже приходит сюда. Она демонстративно игнорирует меня или старается изо всех сил. Я догадался, что попал в ее черный список, потому что Фиона рассказала ей о моей реакции на беременность. Не думаю, что Фиона рассказала ей о том, что весь наш брак – полная
чушь, потому что она не хочет втягивать свою подругу в это, и все еще продолжает разыгрывать, что мы вместе.
Роуэну тоже нечего сказать мне. Он разговаривает со мной, потому что должен, потому что мы деловые партнеры, но никогда ни о чем другом.
Он потерял уважение ко мне. Я вижу это. Чувствую. И это пиздец как больно.
То же самое со всеми в городе. Они не знают подробностей.
Фиона не транслирует подобное дерьмо. Но они знают, что она беременна, а я много работаю и больше не захожу в пекарню. Ни за что на свете я не смогу притворяться перед толпой зрителей. Не сейчас, когда у нее появился этот небольшой бугорок на животе.
Они не знают подробностей, но могут сделать вывод. На меня косо смотрят пожилые дамы, которые обычно подмигивали. Клиенты вежливы со мной и жизнерадостны с Роуэном. В каждом гребаном местном магазине, куда я захожу, никто не смотрит мне в глаза, и не упаковывают мои продукты.
Каллиопа. Черт, это ужасно укололо. Нора безуспешно пытается игнорировать меня - она просто слишком хороший человек для такого, – Каллиопа же ведет себя так, как будто меня даже нет в комнате. Как будто меня вообще никогда не существовало.
Это поразило меня больше, чем я ожидал. Она всегда была моей союзницей. Никогда не осуждала, даже когда я был в самом хреновом состоянии, самым жестоким по отношению ко всем окружающим. Не думал, что она когданибудь бросит меня.
Но она это сделала.
Ничего нельзя изменить.
Так не хочется с этим сталкиваться. Адвокат сказал, что мы, скорее всего, скоро получим уведомление о собеседовании. Тогда нам придется притвориться на одну встречу, и мы будем свободны.
Учитывая совокупность всех наших «улик», тот факт, что на
собеседовании Фиона явно будет беременна, и мои услуги дяде Сэму, наш адвокат не будет сомневаться.
Я могу убраться отсюда к чертовой матери и уехать… еще не знаю, куда. Разберусь с этим по дороге.
Я не позволял себе думать об этом решении или подвергать его сомнению. До тех пор, пока не увидел Фиону, и не смог отвести от нее взгляд. Какая же она чертовски красивая. У нее появился небольшой животик. Она… какимто образом изменилась. Не физически, но чтото внутри. Поведение. Возможно, это клише, но она сияет. С каждым днем становится все краше.
Слава богу, черт возьми, что она больше не худеет.
Я не смог бы с этим жить. Видеть ее такой. Это разорвало бы меня на чертовы клочки.
Несмотря на ни на что, моя решимость не ослабла.
А теперь этот гребаный снимок.
Несколько снимков. Черно-белый. Ребенок. Ни гребаная клякса, ни что-то похожее на мармеладного мишку. Нет, настоящий ребенок.
Мой гребаный ребенок.
Я тереблю края бумаги дрожащими руками.
Я уже держал в руках одну из этих фотографий раньше. В центре зоны боевых действий, когда мои пальцы были перепачканы грязью.
Повсюду носил эту фотографию с собой. А потом еще одну, когда родилась дочь. Пока она росла, их много копилось. Я носил их с собой, как талисманы на удачу. Напоминания о том, что было у меня дома. К
чему я собирался вернуться.
А потом я сжег их, когда навестил ее могилу.
Как бы сильно мне ни хотелось сорвать фотографию с холодильника и поджечь ее к чертовой матери - даже поднять руку, чтобы снять ее, - я смотрю еще секунду, запечатлевая в памяти, а затем ухожу прочь.
Фиона
— Что за хрень?
Я не смотрю в ту сторону, откуда доносится голос. Нет, продолжаю пялиться в телевизор, есть чипсы и плакать.