Я?
Нет.
Я склонна верить людям, когда они показывают себя с худшей стороны. Так вот, это не означает, что я списываю их со счетов. Во мне тоже есть много скверного. Но когда люди показывают только худшие стороны себя, не имея ничего, что могло бы искупить это - как, например, мой первый муж, - лучше всего в это поверить.
Я усвоила это на собственном горьком опыте.
Так что у меня не было надежды, что Кип одумается.
За исключением прошлой ночи.
Он посмотрел на меня и разбудил то, что я считала давно умершим. Испек мне брауни. Включил «Гарри Поттера». Сел рядом со мной на диван и потер мне ноги. И он, очевидно, отнес меня в постель, потому что последнее, что я помню, — это поедание четвертого брауни, Гарри, сражающегося с профессором Волдемортом, и пальцы Кипа, поглаживающие мой ступни.
Теперь я в своей постели.
Кип не только был добр ко мне, когда я оказалась подавлена и в полном беспорядке, но и знал, что лекарство — это «Гарри Поттер» и
брауни. И он прикасался ко мне почти как… почти как муж к своей беременной жене.
Это не означает, что он прощен. Ни в коем случае. И меня не одолевают нереалистичные фантазии о том, что мы будем большой счастливой семьей. Но я вижу нечто иное, чем проплывающие в ночи корабли, каждый из которых выплескивает обиду на другого. Может быть, будет другая жизнь, а не «мать-одиночка и отсутствующий отец».
Я хватаю свой телефон, обнаружив, что сейчас всего шесть утра.
В кои-то веки мне не хочется свернуться калачиком под пуховым одеялом и проспать тысячу лет. Я выспалась. Бодрая. Готовая к новому дню.
Это не только из-за Кипа.
А потому, что прошлой ночью я хорошо очистилась. От целой куча дерьма, которую держала в себе. Слезами, которые не проливались чертовы годы.
Иногда долгих рыданий достаточно, чтобы снова почувствовать себя отдохнувшей. Этого и шоколадных пирожных.
И, возможно, парня, растирающего ноги.
Звуки шагов Кипа на кухне разносятся по всему дому. Он не шумит, но дом маленький, и, вероятно, он тоже не собирается из кожи вон лезть, чтобы вести себя тихо. Я сплю как убитая. То, из-за чего он неустанно дразнил меня - после того, как будил своим языком у меня между ног.
Пальцы на ногах поджимаются при одном воспоминании, и мое либидо воспламеняется потребностью.
Может быть, просто может быть, если он решит перестать быть мудаком, я снова смогу проснуться с его языком между моих ног.
Мне не придется прощать его, чтобы кончить. На самом деле это самое малое, что он может сделать.
С новыми силами я встаю с постели, снимаю потрепанные спортивные штаны, и выбираю легкое полупрозрачное платье, которое обычно надевают поверх бикини. Накидываю сверху халат, но оставляю развязанным. Затем быстро умываюсь и чищу зубы.
Мои глаза все еще слегка красные, а лицо немного опухшее, но выгляжу нормально. Я не делала мелирование с тех пор, как помочилась на палочку, поэтому мои грязно-русые корни видны среди искусственных прядей золотистого и бело-русого цвета. Пусть отрастают дальше.
Мои сиськи великолепны. За исключением вен и того факта, что теперь соски огромные. Я снова перешла на твердую пищу, щеки стали полнее, а глаза кажутся ярче и бодрее. Даже губы припухли.
Когда я вхожу на кухню, становится ясно, что Кип не ожидал моего раннего подъема. Он чуть не подпрыгнул, когда я вошла.
Поднимаю руки.
— Пригнись, солдат, — дразню. — Я не вооружена.
Не собиралась дразнить его. Хотела быть несколько настороже.
Хмурится на него и все такое. О том, чтобы хмуриться в этот ранний час не могло быть и речи.
Но по какойто причине я поддразнила его. Даже ухмыльнулась.
Не полная улыбка, но все же.
Кип моргает, глядя на меня, затем быстро оглядывает, прежде чем его лицо меняется. Целиком и бесповоротно. Исчезают тепло и мягкость прошлой ночи. Уходит тот мужчина, с которым я была прошлой ночью. Этот совершенно другой.
Нет, это знакомый человек. Это Кип, который был последние несколько месяцев.
Мое сердце уходит в пятки.
Он мне ничего не говорит. Буквально просто кивает один раз и возвращается к тосту, который готовил.
Меня чуть не рвет. А еще я хочу швырнуть ему в голову кофейную кружку. Моим первым побуждением было поджать хвост, убежать обратно в свою комнату, спрятаться под одеялом и плакать тысячу лет.