— Я хотела сделать для тебя чтонибудь приятное, — рыдала ему в грудь. — Несмотря на то, что ты был мудаком в первом триместре, ты все равно заботился обо мне, — я вцепилась в рубашку и
посмотрела на него затуманенными глазами. — Теперь ты перестал быть таким мудаком… за исключением важных мест, — я посмотрела вниз.
Затем до меня донесся запах ужина.
Хотя ужином это не пахло. Пахло как от разлившегося химиката, смешанного с гниющим мясом.
Я посмотрела на Кипа, который был обеспокоен — что случалось с ним по умолчанию всякий раз, когда я не казалась счастливой, здоровой или довольной, — но теперь этот ублюдок улыбался.
— Не смейся! — я ударила его в грудь. — Я делала это для тебя.
Улыбка Кипа исчезла. Он погладил меня по волосам.
— Ты не обязана ничего для меня делать. На самом деле, это, —он погладил мой живот, — твой купон на то, чтобы ничего не делать.
Создание человека — это большая работа.
— Я хотела! — я взвизгнула. — А это очень важно, потому что обычно я не хочу ничего делать для мужчин, но в последнее время ты слишком много делаешь, и я подумала, что мне нужно попрактиковаться в приготовлении пищи для нашей икринки, потому что она захочет есть, как только отучится от груди. Я бы не хотела ее отравить.
Я не собиралась полагаться на то, что Кип останется рядом надолго, чтобы приготовить нашей дочери твердую пищу. Конечно, он перестал быть холодным роботом-человеком и теперь каждую ночь спал в моей постели, но это не означало, что он правда собирался стать мужем и отцом. Мы не говорили о долгосрочной перспективе. Это была бомба замедленного действия, и я знала, что рано или поздно мне придется заняться этим самой. Только, может быть, не тогда, когда меня одолевали страх, гормоны и изжога.
Кип молчал несколько секунд, выражение его лица было несколько обеспокоенным.
Я надеялась, что сейчас он не захочет обсуждать планы на будущее.
Затем, все еще держа меня, он двинулся, чтобы снять крышку с кастрюли и осмотреть содержимое. Я зажмурила глаза, задержала дыхание и истерично всхлипнула.
— Я бесполезна, — закричала я.
— Нет, — быстро сказал Кип, снова сосредоточившись на мне.
— Мне нравится.
Он наклонился, чтобы поцеловать меня в макушку, отступив назад, чтобы обойти меня и взять тарелку.
— Не смей! — сказала я, угадав его намерение.
Кип проигнорировал меня. Он взял сервировочную ложку и начал накладывать себе на тарелку что-то, что можно было описать только как подгоревшие помои.
Я схватила его за запястье.
— Я серьезно. Конечно, у нас могут быть разногласия, но не хочу, чтобы ты умирал. К тому же полиция доберется до меня примерно через минуту. Беременная жена, отравившая своего мужа, —это долгий срок.
Он усмехнулся.
— У меня крепкий организм. И это вкусно пахнет.
Я отпускаю его запястье, чтобы положить руку себе на бедро.
— Тот факт, что ты говоришь это с невозмутимым лицом, серьезно беспокоит меня.
Кип, не сводя со меня глаз, схватил вилку, набрал себе большую порцию помоев и отправил в рот.
Я поморщилась, наблюдая, как он жует и глотает.
Выражение его лица не изменилось, но, клянусь, его глаза наполнились слезами.
— Вкусно, — сказал он, прочищая горло.
А потом этот ублюдок съел еще.
— Нет! — воскликнула я, бросаясь вперед и выхватывая у него тарелку. — Я понимаю, ты готов сделать для меня кучу всего, но я не буду на это смотреть.
Кип кашлянул.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Я закатила глаза, выливая помои в мусорное ведро, морщась от запаха. Затем достала пиво из холодильника, открыла его и насладилась исходящим от него свежим горьковатым ароматом, прежде чем передать Кипу.
— Прополощи рот, — сказала я.
Он взял пиво и поднес его ко рту, чтобы сделать большой глоток, прежде чем схватить меня и притянуть к себе для глубокого поцелуя.
Я наслаждалась его теплом, его прикосновениями, привкусом пива, которого я начала жаждать в невыносимую жару этого лета.
— Как насчет того, чтобы я приготовил нам чтонибудь еще? —предложил он, прижавшись к моим губам.
— Но я собиралась сделать тебе приятное, — простонала я.
— Ты сделаешь приятное… позже, — пробормотал он, сжимая мою задницу.
Мое тело загорелось желанием.
— Хм-м-м, ладно, — прошептала я.
Он поцеловал меня в нос.
— Хорошо. А теперь позволь приготовить моей жене ужин, чтобы у нее разыгрался аппетит.
Я позволила.
А позже сделала для Кипа кое-что приятное, что он воспринял как подарок.