Фаррелли никогда не держал дистанции между собой и пациентом. Играл роль «своего парня». Мог при разговоре бесцеремонно хлопнуть по плечу, отпустив очередную скабрёзную шутку. Или, как будто что-то неожиданно вспомнив, воскликнуть: «Дружище, я понял в чем дело!», подтолкнуть собеседника в бок или доверительно к нему наклониться. Сам Фаррелли объяснял, что общение между доктором и пациентом, чтобы оно работало во благо, должно напоминать словесную беззлобную перепалку между давними друзьями.
Такое поведение со стороны только кажется беспардонным. На самом деле, Фаррелли таким образом пытался выработать у человека устойчивый механизм защиты, научить его спорить и возражать своему собственному пессимистичному «Я». «Если человек согласился с тобой на словах, это совсем не значит, что он с тобой согласен внутренне, – уверял доктор. – Именно внутреннее согласие помогает решить проблему». К этому выводу он пришел, долгое время работая в клинике с людьми, имеющими различные психические недуги. И однажды произошло озарение: «Я посмотрел на своих подопечных не на как больных, а на как совершенно здоровых людей, но только как будто попавших в клетку ограничений собственного разума, из которой их нужно выпустить», – вспоминал Фаррелли. Он перестал противоречить пациентам, даже если они настаивали на своих безумных идеях, все доводил до абсурда, использовал шутки и провокации – пока сам пациент не понимал, насколько его суждение неразумно.
Современные психологи до сих пор поддерживают метод Фарелли, потому что во многих сложных случаях он показывает свою эффективность. Однако, чтобы применять его, нужно быть исключительно квалифицированным, авторитетным экспертом, провести точную диагностику, быть уверенным в безопасности последствий своих дерзких и жестких действий. Иначе могут пострадать не только пациенты, но и сам доктор. Например, в фильме Артем Стрелецкий, «переключив» склонную к неконтролируемой агрессии клиентку с фиксацией с мужа на себя, ввязался в токсичные и опасные отношения, от которых уже пострадали его близкие. К сожалению, на свой страх и риск к провокативной терапии часто прибегают коучи на разных «тренингах личного роста», что небезопасно с точки зрения здоровья. В этих случаях метод работает как скальпель в руках хирурга. Если психотерапевт обладает опытом, обширными знаниями и интуицией, то «операция» пройдет успешно и поможет клиенту избавиться от проблемы. Но в руках дилетанта метод становится опасным оружием.
«Есть много способов, которыми люди адаптируют под себя и познают окружающий мир, чтобы в итоге поправиться, – пишет Фаррели. – Один из таких способов – провокация, от которой он не сможет уклониться. А если вызвать еще и конструктивный гнев на себя, выздоровление наступит быстрее, потому что такой гнев работает как мотивация. Основная задача терапевта – в разумных пределах спровоцировать больного, чтобы вызвать у него новый вид поведения – реакцию «борись с проблемами, а не избегай их», она наиболее предпочтительна в таких случаях. Поэтому с первых встреч с пациентом очень важно найти ту грань, после которой наступит нужная реакция, и при этом не передавить.
Мы пытаемся в своем лечении спровоцировать у пациента определенный тип гнева на себя. Многие люди сердятся на себя, совершают самоубийства или делают менее угрожающие, но не менее неподдающиеся разуму поступки; такого гнева на самого себя мы не допускаем. Мы стремимся вызвать гнев, который можно в целом охарактеризовать, как «Достаточно, хватит!» или «Так я дальше не могу!» или «Хватит, сыт по горло своими действиями, я должен изменить свою жизнь». Подобное раздражение приводит пациента к желанию «взяться за ум». Однажды в беседе пациент заявил мне: «Вы пытаетесь меня просто отвлечь от сути. Это же смешно! Я должен вылечиться, вот и все!» Думается, что это самая желаемая реакция, которую должен вызывать терапевт.
Многие врачи стараются удерживать пациента в спокойном состоянии, используя для этого ровный, хорошо модулированный тон речи. В провокационной терапии мы, в определенном смысле, стремимся к обратному, то есть стремимся создать предпосылки, при которых больной не может избежать острых реакций, он вынужден воспринимать навязываемое ему чувство и реагировать на него. Один из коллег (Дик Россман) после наблюдения за сеансом провокационной терапии сказал мне: «Вы преувеличиваете разнообразие причин и условий, при которых срабатывает провокационная терапия. Знаете, после услышанного у меня создается впечатление, что, по крайней мере с несколькими пациентами можно было обойтись менее жестко. Вы добиваетесь своего, потому что у вас чертовски громкий голос, Фрэнк».