— Дорис!
— Эй, что ты делаешь?
— Ты знаешь, что я делаю… Я так истосковался…
— За один день? Я еще не сказала, что простила тебя…
— Так скажи…
— А кто называл меня чертовой курицей?
— Не тебя, девочка моя, я обобщал…
— А кто орал, чтобы я не смела демонстрировать голые плечи?
— Помолчи, милая… Это кнопка или крючок?
— О боже, ну, погоди…
— Я не хочу ждать…
— Ну не здесь же…
— Почему не здесь? Черт, кто тут поставил этот стул…
— Здесь же неудобно…
— Удобно…
— Так у кого из нас примитивный переизбыток стероидных гормонов, великий аналитик?
— Помолчи же хоть минуту… Эта штука не расстегивается…
— Осторожнее, не тяни с такой силой, ты мне руку сломаешь…
— Не сломаю… Господи, как я тебя люблю… Как люблю…
— Алан… Ты дьявол!..
Апрельское солнце слепило и опьяняло. За неделю до Пасхи столбик термометра резко пошел вверх, началось цветение деревьев, а концентрация любовно-дурманящих веществ в воздухе стала просто угрожающей. Эшфордские студенты пребывали в романтическом настроении: на лекциях они сидели с отсутствующим видом, устремив просветленные взгляды в распахнутые окна, а после лекций, разбившись на парочки, разбредались по укромным закоулкам.
Маленькое университетское кафе имело надежный иммунитет от неистовствующей снаружи любовной лихорадки. Здесь круглогодично царил степенный аромат черного кофе. Ни о каком соперничестве благоуханий и речи быть не могло: стеклянная дверь на улицу плотно закрывалась, и волны весеннего безумства сюда не докатывались.
— Я уже несколько дней замечаю, — прошептал Алан, перегнувшись к Дорис через столик, — что она как-то странно на меня смотрит. Будто в чем-то подозревает.
Дорис чуть повернула голову и покосилась в сторону секретарши Донована, сидящей неподалеку. В ее кошачьих глазах заплясали черти.
— Ты ведь по милости этой дамы устроил февральское светопреставление?
— Их было две, я же говорил.
— Не сомневаюсь, что основной рассказчицей была эта ведьма. Для нее самая большая радость в жизни — перемыть кому-нибудь кости. Других радостей у нее нет: кому она нужна — стареющая уродина, у которой величина и форма подбородка соответствуют величине и форме бюста.
— Дорис, ты сейчас уподобляешься ей.
— Она на днях в милой дамской беседе заметила, что служебные романы, как правило, ни к чему не приводят и со временем либо начинают тяготить обоих, превращаясь в унылую рутину, либо заканчиваются взрывом, когда один партнер должен стремительно ретироваться не только с глаз другого, но и с места работы. Все это произносилось с нажимом — как бы в сторону, а на самом деле специально для меня. А я, глядя ей прямо в глаза, ответила: когда ваш партнер — восхитительный любовник, способный удовлетворить женщину с самыми высокими сексуальными запросами, можно и рискнуть.
Алан поперхнулся глотком кофе и надрывно закашлялся.
— По спине постучать? — осведомилась Дорис, сохраняя самое невинное выражение лица.
Алан помотал головой, пытаясь продышаться.
— Ты что, рехнулась? Какого черта ты это сказала?
— Во-вторых, чтобы она сдохла от зависти. Во-первых, потому, что так оно и есть. Ты бесподобен. Правда, правда! — безапелляционно заявила Дорис и отправила в рот целое шоколадное печенье.
Отлично понимая, что ее слова — образец самой наглой, беззастенчивой и неприкрытой лести, какую только может придумать женщина, чтобы сделать приятное мужчине, Алан все же почувствовал, что его щеки покраснели от удовольствия.
— Ты хочешь, чтобы она растрезвонила твои слова по всему факультету?
— Ни в коем случае. Алан, ты не понимаешь женской психологии. Если бы она услышала, что ты импотент, она немедленно и с наслаждением распространила бы эту новость. Но расхваливать тебя с моих слов, тем самым делая бесплатную рекламу и тебе, и мне… У нее скорее язык отсохнет. Знаешь, как бесятся неустроенные женщины, когда у их сослуживиц все удачно складывается? У них вырабатывается столько завистливой злости, что железа, отвечающая за выработку сплетен, просто перестает работать. Ведь процесс сплетничанья должен приносить удовольствие. А какое уж тут удовольствие — обсуждать чужие радости? Сплошное расстройство. Нет, она будет молчать. И подвергать рассмотрению мою личную жизнь, — Дорис хищно оскалилась, — ей теперь не захочется. Крыса облезлая…
Алан, которому эти логические выкладки показались весьма сомнительными, хотел возразить, но успел лишь покачать головой, одновременно поднося к уху зазвонивший телефон. А переговорив, повернулся к Дорис:
— Детка, Марджори просит меня ненадолго вернуться: у нее возникла какая-то проблема, которую надо срочно решать. Ты сейчас куда?
— Пойду домой. Постарайся отвязаться от старушки побыстрее, ты и так завален работой по горло.
Дорис поднялась и, бросив на «крысу облезлую» победный взгляд, направилась к двери. Последовавший вскоре вслед за ней Алан, напротив, старался смотреть исключительно себе под ноги.
Переговоры с миссис Кидд не заняли много времени, и спустя полчаса Алан уже шагал к дому Дорис. По дороге он заглянул в сувенирную лавку и купил розового пасхального зайчика, сидящего на задних лапках рядом с миниатюрной ветряной мельницей. Крылья мельницы вращались, если на них сильно подуть, и Алан подумал, что его малышке это непременно понравится. Помахивая пакетом с зайцем, он завернул за угол… и около витой железной ограды увидел красный автомобиль, явно не принадлежащий ни одному из соседей Дорис. Алан подошел к входной двери и похолодел, услышав громкий мужской голос, раздававшийся из недр дома. Когда он вошел, ему представилась следующая картина: в глубине комнаты на ручке кресла сидела растерянная Дорис, а перед ней возвышался патлатый рыжий детина в потрепанных джинсах и длинной майке навыпуск. Детина обернулся и устремил на Алана приветливый и радостный взгляд. Ну, разумеется! Это был Кевин ОТрэди собственной персоной.
— А, Блайт, вот и вы! Значит, все это чистая правда. Ну, здравствуйте!
— Дорис, — процедил Алан сквозь зубы, — что этот человек здесь делает?
— Послушайте, Блайт, — молниеносно отозвался ОТрэди, слегка пригасив сверкающую улыбку, — воспитанные люди отвечают на приветствие.
— Дорис, — повторил Алан, — ответь мне, что этот человек здесь делает?
— Р-ради всего святого, — произнесла Дорис, заикаясь, тревожно следя за обоими мужчинами, — только не надо нервничать, Алан, я все объясню…
— Однако… — протянул ОТрэди, поднимая желтые брови, — я смотрю, вы совсем запугали девушку, Блайт. Она у вас пикнуть боится. Похоже, вы с женщинами практикуете те же воспитательные методы, что и со студентами. Дори, оказывается, вот что тебе нравится? А в угол на колени он тебя не ставит? То-то я никак не мог поверить, когда мне рассказали о твоем новом увлечении…
— Не увлечении! — яростно выкрикнула Дорис, одновременно метнув на Алана молящий взгляд. — Это у тебя были увлечения! Десятки увлечений! Не ставь меня на одну доску с собой!
Ну ладно, ладно, — ОТрэди выставил вперед ладони, — не нужны мне снова эти скандалы. Я думал, ты давно все забыла, Дори, мы встретимся, просто как старые друзья, и ты познакомишь меня со своим… новым другом. Не знаю, интересно ли это тебе, но у меня тоже появилась постоянная подружка — очень милая девушка, лингвист, знает чертову уйму языков… Я, конечно, не думал, что мы будем устраивать совместные пикники, но, мне казалось, можно иногда встретиться и поболтать… Слушайте, Блайт, не смотрите на меня волком: я оказался по делам в Эшфорде и просто захотел повидать Дори — без всяких задних мыслей — и убедиться, что у нее все в порядке. А сразу впадать в истерику, кричать — ну зачем же так? — ОТрэди похлопал ресницами, выдержав небольшую паузу. — Я ведь не злодей какой-нибудь. Ну, жили вместе, ну, расстались. У всех же есть какие-то истории за плечами, Что ж теперь, все время оборачиваться и плеваться? И кстати, в том, что с тобой тогда случилось, Дори, моей вины нет. Я это тогда говорил и сейчас повторю. Давай без обид: что было, то прошло, у тебя теперь новая жизнь — похоже, вполне благополучная. Я же могу оставить за собой право просто помнить тебя? Честное слово, Блайт, я не собирался перебегать вам дорогу или что-нибудь в этом роде. Так, зашел — все-таки мы с Дори довольно долго были близкими друг другу людьми. Разве нет? Однако, я вижу, мое присутствие не вызывает у вас особого энтузиазма, и чашечку чаю мне здесь не предложат. Ладно, я пойду. Надеюсь, после моего ухода в ваших отношениях вновь воцарится полная гармония. Может, еще увидимся в менее нервозной обстановке. Пока, Дори! Счастливо, Блайт!