Выбрать главу

— Ну… Я выполняю работы определенного рода, а первичный грим по готовым эскизам накладывают другие. Просто за каждым из нас закреплены свои обязанности. Вы же понимаете, исполнителей много, мы переделываем лица десятки раз на дню…

— Работы определенного рода — это, наверное, самые трудные?

— Можно сказать и так.

— А если я попрошу, чтобы мной занимались именно вы? Поймите, это не каприз, но ежедневно терпеть такие мытарства…

— Я буду вами заниматься в конкретные моменты съемок. Что касается линз… Хорошо. Я попрошу девочек каждый раз звать меня.

— Спасибо! Большое спасибо. Как вас зовут?

— Джессика. Джессика Блайт.

Джессике хватило нескольких дней, чтобы сделать однозначный вывод: скучающий Патрик решил слегка приударить за ней, а степень безобидности этой банальнейшей, давно надоевшей ей игры во многом зависела от ее ответной реакции. Все его уловки и приемы были известны, как семь цветов солнечного спектра, — в конце концов, Кайли верно заметила: Джессика не первый год крутилась в этом мире и уж заведомое притворство могла распознать без труда. Другое дело, что сейчас, наверное, и стоило мобилизовать душевные силы, затеять легкий флирт. Он отвлек бы ее от навязчивых мыслей, приободрил, а возможно — с помощью внедренного агента — и дошел бы до ушей Тома. Интересно, что бы малыш сказал по этому поводу?

По большому счету, Патрик был ничем не лучше и не хуже других, и когда он вел себя нормально, то казался вполне симпатичным. Джессику бесила одна его идиотская черта: время от времени он начинал изъясняться в невыносимо-приторной манере, и тогда у нее появлялось желание стукнуть его по голове. Вероятно, опыт подсказывал Патрику, что выспренный слог больше впечатляет «девушек из обслуги». Но Джессика знала себе цену и порой даже жалела беднягу, наивно полагавшего, что вызывает у нее благоговейный восторг.

Когда она поочередно припудривала и подкрашивала латексный ожог (от раскаленной кочерги) на Щеке Патрика, он шепнул, что хотел бы раствориться в этих сладостных прикосновениях. Джессика сдержанно приняла это к сведению, тогда она, низко склонившись, тонировала его височные впадины, создавая эффект «изможденного лица», он заявил, что счастлив наслаждаться созерцанием ее изумительных глаз. Тут Джессика задумалась, где она все Это уже слышала, и вспомнила: подобным образом вещал Том в пресловутом газетном интервью. Впрочем, следовало отдать должное профессионализму Патрика: даже самые витиеватые фразы он произносил прочувствованно и естественно. Коль скоро других явных недостатков — помимо сахарного словоблудия — у него не наблюдалось, этот можно было и простить.

В ночь с субботы на воскресенье ее разбудил телефонный звонок. Она несколько раз повторила «алло», однако ответа не последовало. Джессика отчетливо слышала очень далекие голоса, смех и приглушенные звуки музыки, но сам позвонивший молчал. Она почувствовала, как ее сердце прыгнуло куда-то в горло.

— Том, — сказала она тихо, — это ты? Том!

Раздался какой-то шорох, скрип, и связь прервалась — все звуки исчезли. Джессика положила трубку, упала навзничь на подушку и медленно произнесла, глядя в черноту:

— Это был ты. Не нашел что сказать? Язык отсох? Ну и черт с тобой. Жаль, твои няньки не прикончили тебя еще в детстве. Воду ему на голову вылили… Лучше бы на твою тупоумную голову прожектор уронили. А еще лучше не на голову, а на другое место. Ненавижу тебя.

Спустя пару дней Кайли все же вытащила Джессику за покупками. По дороге она болтала без умолку, перемежая очередные киносплетни информацией о тех восхитительных вещичках, которые она присмотрела.

— …Коротенькая мягчайшая кожаная юбка с широким поясом, а к ней то ли туфельки, то ли ботиночки с перепонкой — нечто среднее, на плоской подошве. Джесси, вот увидишь, словно специально для тебя делали. Эта кожа подчеркнет индейские нюансы твоей внешности — особенно если сверху надеть что-то пестрое, яркое.

— Может, еще орлиные перья в волосы воткнуть?

— Перестань! Почему ты всегда ходишь в джинсах? Твои ноги надо показывать — они такие стройные.

— Они худые, как у цыпленка.

— Они именно такие, как надо! Узкие бедра — ух, как я тебе завидую! Взгляни на мои. Согласна, сейчас они пикантные, но, если я когда-нибудь решусь родить — что весьма сомнительно, — меня так раздует, что я не пролезу ни в одну дверь. У меня перед глазами пример моей мамочки. Знаешь, сколько она весит? И потом, я очень люблю сладкое и очень не люблю себя ограничивать… Посмотри на любую фотомодель, у них вообще нет бедер. Примерно как у тебя.

— Эти вешалки начисто лишены всякой женственности — какие-то киборги на ходулях. А уж я на фотомодель никак не тяну.

— Сколько можно повторять: ты очень оригинальна, Джесси, и зря ленишься это подчеркивать. По мне, так тебе грех не носить крупные украшения из бисера, дерева и кожи.

— Ничего я не должна подчеркивать. Я должна быть бесцветной и незаметной, чтобы не бередить самолюбие ребят, с которыми работаю.

— Не получится. Посмотри в зеркало! Зачем ты все время себя принижаешь? Разве ты обделена мужским вниманием?

— Мужчинам нравится только заурядность.

— Не скромничай, бесцветная и незаметная Джесси! Кстати, верные ли слухи до меня дошли? Вроде бы на тебя положил глаз сам Патрик Леспер?

Джессика на секунду остановилась.

— Надо же… Об этом уже заговорили?

— Так это правда?

— Ерунда. Он поет мне цветистые дифирамбы — тем и ограничивается.

— Ну и отлично! Вот тебе замечательная возможность переключиться. Это знак судьбы. Не теряйся, Дорогая, действуй!

— Он не в моем вкусе.

— А я и не предлагаю тебе выйти за него замуж и завести десяток детей. Просто развейся. Не привередничай, он очень привлекателен, и у него такой приятный баритон…

— Да уж, я наслушалась. Только, Кайли, не надо пока сообщать об этом твоей двоюродной сестре.

— Ладно… Между прочим, она звонила на днях. Тебе интересно, что она рассказала?

Джессика замялась. Ей было очень интересно, и она панически боялась услышать что-нибудь плохое. Наконец она неуверенно кивнула.

— Собственно говоря, этим новостям уже сто лет. Все началось с того, что один из близнецов Эдваля подцепил какую-то инфекцию, и его женушка со своим выводком срочно отбыла в неизвестном направлении. Стоило парню освободиться, как он тотчас стал проявлять интерес к Вирджинии. Девчонка растерялась: то ли броситься в объятия бывшего любовника — безо всякой перспективы на будущее, — то ли продолжать окучивать Тома — уже безо всякого энтузиазма.

— Чего же теряться? Надо было прибирать к рукам обоих. Думаю, у этой сучки хватило бы пороху на целый батальон.

— Не надо сгущать краски. Она, конечно, прожженная штучка, но не такое уж бесценное сокровище, чтобы за ней исступленно гонялись сразу двое не самых последних мужчин. До Клеопатры ей не дотянуться. Но самое интересное не это, Джесси. Отношения с твоим Томом…

— Он уже не мой.

…у нее стали стремительно портиться, а потом произошла неприятная сцена. К сожалению, свидетелей было мало, и сестра могла пересказать ее только с чужих слов. Вирджиния нахамила какой-то молоденькой гримерше, а Том в резких тонах велел ей разговаривать повежливее и сам — сам! — извинился за ее грубость перед безответной девочкой. Народ был в отпаде. Чуешь, откуда ветер дует? После этого они совсем охладели друг к другу, а вскоре Вирджиния вообще уехала — все сцены с ней отсняли.

— Погоди… Так ее там уже нет?

— Да. Уже недели две.

Значит, размышляла Джессика, примеряя хорошенькую, до неприличия короткую юбку, Том уже две недели как свободен, но даже не подумал ей позвонить, объясниться, попросить прощения. Если не считать того ночного звонка, но… Это мог быть и не Том. Конечно, извиняться за чужое хамство легче, чем за свое собственное. А может, он не ограничился словами и до сих пор утешает эту безответную обиженную девочку-гримершу? Если она не одноглазая, хромая и горбатая, то почему бы и нет? Что время зря терять? Вот мерзавец! Какой же мерзавец… Последовал вывод: купить юбочку, ботинки, наложить легкий макияж и держаться поласковее с медоточивым Патриком. В конце концов, он ничем не хуже других.