Лето наступило бесславно: погода стояла отвратительная, все время моросили заунывные, почти сентябрьские дожди, настоящего тепла не было и в помине. Джессика выходила на улицу только в осеннем полупальто с капюшоном и никак не могла поверить, что первые дни июня уже миновали. На пятое число были намечены довольно сложные съемки поединка черного колдуна и его вечной соперницы-ведьмы, ведущих борьбу за обладание волшебным золотым браслетом. Собственно, большую часть их баталии с полетами по воздуху, пируэтами на полу, подбрасыванием и последующей ловлей магических артефактов создадут компьютерным путем, но, поскольку лица и тела героев претерпевали значительные изменения (вследствие попадания в них различных предметов и заклятий), Джессике предстояло много работы.
Теперь Патрик уже не дергался в конвульсиях и не сжимался, когда она прикасалась к его векам. Однако сегодня линзы следовало менять несколько раз: черные глаза колдуна должны были постепенно приобретать багровый оттенок, а белки — покрываться сетью кровавых жилок. Он воспринял эту информацию с видом мученика, идущего на костер, и Джессике стало его жалко. Обычно она работала молча, но сейчас решила немного развлечь Патрика маленькой познавательной лекцией:
— Знаете, Патрик, я на днях пролистала целую пачку дурацких детективов — перед тем, как выбросить их в мусорное ведро. И в каждом мне раз по десять встретились фразы, «его глаза блеснули торжеством, яростью, ненавистью, коварством»… Как я поняла, конкуренцию этому выражению составляет только «Она мертвенно побледнела». Но в жизни не увидишь, чтобы глаза загорались и гасли, как светофор, согласитесь? — Джессика на секунду запнулась, вспомнив вечно сияющие глаза Тома (господи, когда же она их забудет?!). Пожалуй, ее малыш был тем самым исключением, которое только подтверждает правила. — Эти новые линзы — просто спасение. Они без всяких дополнительных затрат — в том числе эмоциональных — и без всякой компьютерной дорисовки создают отличный эффект мерцающих глаз… или наполненных слезами. Вот скажите, Патрик, вам случалось встречать красивых девушек, у которых глаза искрились и переливались, как елочные шарики?
— Вообще-то… Да, пару раз.
— И вы, конечно, восхитились?
— Ну…
Так вот, голову даю на отсечение, дело было в таких же цветных линзах, очень своеобразно преломляющих свет. А если еще луч направить под определенным углом… Готовьтесь: через несколько минут ваши глаза сами собой засверкают и блеском торжества, и блеском злобы — уж как подсветят. Я веду к тому, что ваши мучения окупятся. Сегодня наверняка отснимут кучу кадров, которые пойдут на постеры и рекламные фото. Единственный недостаток: не исключено, что вами будут пугать озорных детей.
Патрик улыбнулся, вытянул руку из-под накидки и осторожно взял Джессику за запястье.
— Ты удивительная девушка. Просто удивительная. — Он начал перебирать ее пальцы. — У тебя редкостная способность успокаивать, повышать настроение. Порой мне кажется, я приезжаю на съемки, только чтобы послушать твой негромкий умиротворяющий голосок, посмотреть на тебя…
«А гонорар не в счет?» — скептически подумала Джессика. Она позволила ему еще немного поиграть ее пальцами и ненавязчиво их высвободила.
— Это очень приятно слышать, но я еще не закончила с вашим лицом. И спрячьте руку — мы можем ненароком испортить костюм.
Патрик продолжал улыбаться, но чертовы линзы не позволяли Джессике понять истинное выражение его глаз.
— Знаешь, Джессика, после того как твои коллеги пару часов обрабатывают мою партнершу Кейт, она и впрямь походит на ведьму. Но это наносное, нарисованное, годится только для экрана. В ней нет той истинной бесовщины, которая должна и пугать, и притягивать. Из тебя получилась бы куда более роскошная ведьма.
— Я так страшна?
— Ну что ты, это комплимент. Ты всегда так выдержанна, так спокойна, но в тебе ощущается какая-то потусторонняя энергетика… Сам не знаю, почему мне так кажется. Думаю, лет пятьсот назад любой добропорядочный мужчина при встрече с тобой обязательно бы перекрестился.
Эта мысль понравилась Джессике, и она не смогла удержать улыбку.
— Вставайте, Патрик, готово.
Он поднялся, резко раскрутив кресло, и оказался вплотную к ней. Джессика застыла на месте, но Патрик ничего не предпринял.
— А ты знаешь, Джессика, что это мой последний съемочный день?
— Неужели?
— Да. Честно говоря, я уже сыт по горло этим полоумным колдуном, но если бы ты только знала, до какой степени мне не хочется расставаться с тобой… Ты настоящее чудо. Обидно остаться в твоей памяти капризным неженкой, который боялся подпустить к себе прелестную девушку. Сегодня я еще много раз окажусь во власти твоих бархатных ручек?
— Достаточно.
— Тогда у меня есть шанс изменить представление о себе.
Пора проанализировать обстановку, резюмировала Джессика, пока съемочный процесс шел своим чередом. Очевидно, наступил решающий этап: сегодня Патрик перейдет в наступление, и ей пора определиться со своим поведением. Он не вызывал у нее никаких эмоций, ни симпатии, ни отвращения, и каждое его слово было враньем. Тем не менее, она благосклонно принимала его заигрывания. И в тот момент, когда он заявит о своих намерениях, она должна либо сразу согласиться, либо сразу отказать, потому что это не та ситуация, чтобы мычать нечто неопределенное и ломаться.
С отказом все ясно — «нет», и история закрывается. А если соглашаться, то во имя чего? Отомстить Тому? Глупо, это она уже пережила. Переключить на Патрика свои душевные силы? Еще глупее: он просто удовлетворяет охотничий инстинкт, и их связь наверняка будет одноразовой, хотя ей от этой мысли ни жарко, ни холодно. Попытаться развлечься? Без всяких чувств, надежд, последующих рефлексий… Право слово, она может обойтись без этого. Просто проверить, в состоянии ли она заниматься сексом с другим мужчиной? Пожалуй, это единственный довод в пользу того, чтобы сказать «да». Джессика поддела носком туфли один из тянущихся по полу электрокабелей и откинула его в сторону. А-а-а… Она согласится. Не носить же всю оставшуюся жизнь траур по гномику! Пора возвращать чувство уверенности в себе.
У Патрика уже не оставалось времени на то, чтобы его терять. Когда после очередной кровавой доработки его лица они вместе вышли из гримерной, он вдруг остановился и ухватил Джессику чуть повыше локтя фиолетовыми когтями.
— Джессика, — пробормотал он, предварительно бросив быстрые взгляды направо и налево, — я хочу тебя поцеловать.
— Не надо, — ответила она шепотом, — вы испортите нос.
Он еще несколько секунд удерживал ее у стенки, не разжимая когтей. Потом круговым движением с силой провел ладонью по ее руке, плечу, груди, кинул еще один прочувствованный взгляд, развернулся и как ни в чем не бывало направился на площадку. «Черт тебя возьми! — подумала Джессика. — Вообще-то так оглаживают кобыл. Подзарядился, чтобы войти в тонус и сыграть заключительную сцену поярче? А я своим молчанием фактически уже согласилась. Ладно, доиграем до конца. Интересно, почему он тянул до последнего дня? Вероятно, чтобы уже не сталкиваться со мной. А что, это удобно и для него, и для меня: никаких выяснений отношений, неловкой натянутости в последующие дни совместной работы… Он делает свое дело, а потом просто исчезает».
То ли Патрик действительно был в ударе, то ли так складывались обстоятельства, но уже к шести вечера эпизод (на который готовились потратить двое суток) был отснят. Стащив парик, Патрик в последний раз уселся в ее кресло. Пока Джессика удаляла с его лица излишки латекса и соскабливала многочисленные раны, он молча смотрел на нее, покачивая ногой.
— Устала? — спросил он наконец участливо.
— Немного. А вы?
— И я немного. Но все же славно, что мы уложились в один день, верно?
— Да, очень хорошо… Ну вот и все. Остальное можно смыть.
Джессика отвернулась, чтобы положить шпатель на столик под зеркалом, и почти сразу ощутила руки Патрика на своих плечах. Он развернул ее лицом к себе так стремительно, что она даже взвизгнула.