— Александра, немедленно перестань сырость разводить! Слышишь? Возьми себя в руки и объясни толком, что случилось! — потребовал Александров.
— Ага, — утерла я рукавом нос, после чего обреченно произнесла: — Меня сейчас убьют, но ты не волнуйся, все равно приезжай. С тобой хочет поговорить один человек. Вообще-то он хороший, но слегка того… этого…
— Что ты блеешь?! — рявкнул Сашка так грозно, что я даже подпрыгнула. — Того, этого! По делу можешь?
— Так ведь я и говорю по делу, Сашенька! — горячо залопотала я. — Этот человек хочет сознаться в убийствах Кита, Мишки Саламатина, Макферсона, Катьки, ну, и меня, естественно, тоже…
— Ты хочешь сказать, что тебя убили? — уточнил Александров. Судя по голосу, он не проникся серьезностью момента и принял мой звонок за дурацкую шутку.
Я обиженно засопела, а потом так же обиженно заявила:
— Пока еще нет, а вот Катьку — уже да. Можешь мне не верить, хотя сейчас я говорю чистую правду!
— Угу. И убийца сейчас рядом?
— Рядом.
— И он тебя слышит…
— Конечно, раз он рядом.
— А он знает, кому ты звонишь?
— А как же?! Он сам велел тебе позвонить.
Повисло напряженное молчание, во время которого Сашка, должно быть, мучительно соображал — верить мне или нет, Академик с улыбкой китайского мудреца ожидал результатов переговоров, а я начала потихоньку злиться. Что ж это за милиция у нас такая, в самом-то деле?! Им, можно сказать, на блюдечке преподносят коварного злодея, сообщают о готовящемся преступлении, а они ломаются, как старая дева на первом свидании! Наконец тяжкий вздох следователя нарушил уже ставшее тягостным молчание:
— Врешь ты все, Александра, — устало молвил Сашка. — Опять вы со своей чокнутой подружкой меня не послушались и продолжаете совать носы в серьезное дело. Зря я Кострова отговорил вас задерживать! Вот посидели бы в тюрьме с полгодика, глядишь, умом бы и поправились. Все, некогда мне с тобой шутки шутить!
С этими словами Сашка шмякнул трубку на рычаг. Я ошалело моргала на трубку в своих руках, тоже, казалось, сердито пищавшую, и готова была снова разрыдаться, только теперь от досады и бессилия.
— Кажется, я ошибся, — печально заговорил Саламатин, — ваш приятель не слишком сообразителен. Он вам не поверил? — Я покачала головой из стороны в сторону. — Ну, ну, не расстраивайтесь, голубушка! Скажите, приехать на место преступления или, вернее, происшествия он обязан, верно? — Я кивнула утвердительно, мучительно соображая, какой несчастный случай изобретет Академик на этот раз. — Вот мы происшествие ему и организуем…
«Ну, Катька, встречай!» — с паническим ужасом подумала я и крепко зажмурилась.
Несколько секунд ничего не происходило. Затем до моего слуха донеслись шаги Академика, но они почему-то не приближались, а, наоборот, удалялись от меня. Вскоре послышалась какая-то возня, а следом за ней — звук открываемого окна. Кабинет сразу заполнился уличным шумом и свежим воздухом. «Наверное, сбросит меня вниз, — предположила я. — Да-а, классический несчастный случай, и высота тут — будь здоров! Буду лететь и кино про свою непутевую жизнь смотреть. Какая же гадкая смерть, однако! Это так неэстетично: лежать на асфальте с размозженной башкой и разбросанными вокруг мозгами…»
Такие вот невеселые мысли носились у меня в голове, а коварный изверг, Игорь Юльевич Саламатин, почему-то кончать со мной не торопился. Может, он ожидал, что я начну сопротивляться, кричать, звать на помощь? Есть такие убийцы, которые любят, когда их жертва сопротивляется. Если Саламатин относится к этой категории, то жаль дядьку разочаровывать: ни сопротивляться, ни звать на помощь я не собиралась по той простой причине, что жить без любимой подруги не смогу. Совесть замучает!
Почему он тянет?! Сколько можно ждать собственной смерти?! Недовольство поведением моего палача пересилило страх, и я осмелилась отжмуриться.
… Саламатин стоял на краю широкого подоконника и смотрел на меня с ласковой улыбкой рождественского Санты.
— Шурочка, в моем столе диктофон. Чтобы у вас не было в будущем проблем, я записал нашу беседу. Там же ваш приятель найдет письменное признание во всех моих… э-э… неблаговидных делах, а также объяснение причин, толкнувших меня на преступления. Ну… — Академик окинул грустным взглядом родные стены. — Кажется, теперь все…
— Нет! — крикнула я, бросаясь на помощь старику.
— Не приближайтесь ко мне! — рявкнул Саламатин, и я замерла на месте, как примороженная. — Я ведь уже объяснял вам, что жить в тюрьме не смогу, и на свободе не получится — слишком тяжелы грехи мои! Да и жизнь современная меня не принимает, понимаете? Мы с ней, если можно так выразиться, находимся в постоянном конфликте, а это утомительно. Устал я… — Игорь Юльевич печально улыбнулся и, махнув мне рукой, сделал шаг в пустоту…