По мнению автора, исследовательская работа, проводимая в одной и той же местности ежегодно, должна иметь большое научное и практическое значение. Это обеспечивало связь обучения с жизнью, с нуждами развивающегося государства.
Надо отметить, что В. М. Севергиным впервые рекомендовалось использовать учебник в виде руководства к практической деятельности вне урока. Учебный процесс таким образом обогатился внеурочной практической работой учащихся.
Эти предложения, к сожалению, не нашли широкой поддержки в учительских кругах того времени. Это было связано с постепенным внедрением в естественно-научное образование начала ХIХ в. описательно-систематического направления, основанного на идеях шведского ученого-натуралиста Карла Линнея. Для него было характерным включение в учебники естествознания целых глав из «Системы природы» К. Линнея без их методической обработки.
В 1809 г. учебник В. Ф. Зуева начал заменяться учебником А. М. Теряева «Начальные основания ботанической философии…». В нем десятки страниц были «…сплошь испещрены искусственно составленными тяжеловесными ботаническими терминами. Для различных видоизменений корня приводится более 20 морфологических обозначений, для стебля – 65, для листа – 139 и т. д.» [11] . Тем не менее А. М. Теряев утверждал необходимость применения в школе наглядных пособий и способствовал их широкому применению.
В 1821 г. в школах появился учебник «Три ботаника», написанный филологом, директором департамента народного просвещения И. И. Мартыновым. Его идеей было познакомить учащихся с тремя системами классификации растений (К. Линнея, Ж. П. Турнефора и А. Л. Жюсье). От школьников требовалось механическое запоминание непонятных названий неизвестных им растений. На уроках учитель спрашивал зазубренный текст.
В начале XIX века во все средние учебные заведения было введено преподавание географии по учебникам Е. Ф. Зябловского, содержащих достоверные данные, но перегруженных фактическим материалом. При изучении этого предмета тоже преобладала зубрежка. Изучение материала осложнялось отсутствием наглядных пособий.
Вот как характеризует обучение детей учительница того времени А. Дювуар: «Учат они, и сколько зубов у кенгуру, и какого она цвета, и что за минерал циркон, и какие листья у семейства мотыльковых. Бедные дети, а спросите их, показал ли им учитель чучело или рисунок кенгуру, циркон или сушеное лютиковое растение. Нет. Курс естественной истории, набитый латинскими терминами, названиями предметов, которые ученик никогда не видел, да может быть никогда и не увидит во всю жизнь, становится для него тяжелой пыткой» [12] .
При Николае I в российском обществе стали популярными республиканские идеи. В этой связи школьное естествознание обвинили как несущее «гибельный материализм». Школьным уставом 1828 г. естествознание было исключено из программ учебных заведений.
П. Г. Редкин, один из основоположников первого в России педагогического общества, подчеркивая роль природы, окружающей ребенка, в обучении и воспитании писал: «Вместо того чтобы водить ребенка в сад, в лес, в поле с целью дать ему возможность самому наблюдать действительность, ему дают книги с неверными изображениями предметов…; вместо того чтобы маленькими путешествиями познакомить его с родиной, ему дарят описания странствования к тропикам… От такого книжного воспитания… в нашем молодом поколении… тупость внешних чувств, неохота наблюдать и исследовать самого себя и окружающие предметы… молодой человек любит такие только книги по части естествознания, в которых факты приправлены острыми… пряностями…» [13] .