«Ёба цены! А ты кем работаешь-то?» – поражался Александр Михалыч. Я отмалчивался. Водка у вегетарианцев к счастью нашлась, за две с половиной тысячи рублей, а вот ни селедки под шубой ни даже яичка вкрутую Александру Михалычу в кафе предложить не смогли. Пришлось закусывать водку пельменями с тыквой и шалфеем, морковной котлетой с манкой, гречневыми блинами с капустой и даже печеным бататом вместо картошки.
Что-то тюремно-садистское проснулось во мне, когда я наблюдал, как старый педофил давится веганской едой. После знакомства мы с Александром Михалычем встречались раз или два каждый месяц, у него никогда не было денег, но он хотел выпить, и каждый раз я отводил его в веганские рестораны, кормил там спаржей, цукини, киноа, стручковой фасолью, тофу, цветной капустой, стеблями сельдерея. Александр Михалыч давился, морщился, но всё равно пил и закусывал. К концу трапезы он зеленел и был готов блевать, но не от выпитого, а от съеденного.
– Ёпте хуй, чтож ты жрешь такое, падла? – спрашивал у меня старый педофил.
– Ну Александр Михалыч, вы же понимаете, мы животных не едим, не убиваем. Они такие же, как мы, как люди! Вот разве вы способны были бы убить человека? Ну, скажем, школьницу?
После этого Александр Михалыч затыкался и молча продолжал жевать спаржу. Я платил, оставлял его зеленеть дальше наедине с рвущимся наружу тофу, садился в такси и ехал на Петроградку, во Фрэнк, успокаивать желудок стейками.
Со временем мы стали видеться всё реже, но очень удачно я вспомнил про сексуальные наклонности Александра Михалыча, когда задумал своё предприятие…
Золотая Омега показывает пол-первого, а значит до прибытия Егора и команды остается всего полчаса. Успею сдолбить еще полочку. Сворачиваю самокрутку. Щелкает Картье.
Я поднял с пола брошенную в сердцах «Буржуазную эстетику», отнес на кухню и сел читать:
«По Данкену, искусство, чтобы быть успешным, должно апеллировать к основным потребностям. В качестве таких он указывает на секс и социальный статус. Неудивительно поэтому, что характерным мотивом символизма, к которому обращается «магическое» искусство, является секс, а его излюбленный символ – женщина. Любое сознательное стремление разобраться в сущности любви, понять смысл этого явления, что характерно для «великого» искусства, полностью отсутствует в «магическом». Женщина оказывается в этой связи желанным эротическим объектом, а стремление к обладанию ею – социально одобряемой формой удовлетворения потребностей».
Так-так, в волшебники меня значит записали, да? Представляю как в 78 году кандидат философских наук Самохин, такой навроде Александра Михалыча, сидел у себя в НИИ, одной рукой дрочил, а другой писал вот эту херню про магическое искусство и социально одобряемую форму удовлетворения.
Пиликнул Телеграм: «Две сиськи пятилитровые купил, но Вероника от новостей про воду не в восторге».
Не в восторге, блять! Вероника вообще без кокаина в пизде и члена в жопе не бывает в восторге. Даже отвечать не буду.
Ещё от Егора: «И от Алекс. Мих. тоже, интеллигента у него сейчас плохо получается играть». А вот это не кстати.
Я ответил: «Скажи Александру Михалычу, что если он не будет вести себя как кандидат философских наук Самохин, я ему в следующий раз спаржу в очко засуну!» Отправил и задумался. А ведь Александр Михалыч может не отказаться от спаржи в очке…
Пришел ответ: «Чо за Самохин? Про спаржу передал».
Егор
Егор – это мой друг детства. Мы с ним с первого класса вместе, с тех пор бессчетное количество раз успели поссориться, помириться и снова поссориться. Ссоримся мы в основном из-за баб, потому что никак не можем их поделить. Что поделать, такие у нас одинаковые вкусы.
У Егора в отличие от меня есть много разных хобби. Он умеет фотографировать, снимать и монтировать видео, занимается спортивной рыбалкой на спиннинг, рыбалкой нахлыстом, отлично катается на скейтборде и сноуборде, вкусно готовит, ходит в походы, водит автомобиль. Пока я распродавал родительскую недвижимость и сдавал бабушкины квартиры, Егор отучился на программиста, нашел приличную работу, взял в ипотеку однушку на Просвете и вызывал уважение как человек, всего добившийся сам.