Сознание даже включает в себя и свое отсутствие – неосознаваемое, оказывается, тоже каким-то образом осознается. В своих исследованиях я обнаружил, что тό, что однажды не было осознано, имеет тенденцию при следующем предъявлении снова не осознаваться.[34] Так, то, что было не воспроизведено или не было опознано, при следующем предъявлении имеет тенденцию снова не воспроизводиться или не опознаваться. Это поразительно: ведь для того, чтобы некий знак повторно не воспроизвести (или не опознать), надо помнить, что именно этот знак не следует воспроизводить (или опознавать), узнать его при повторном предъявлении и не воспроизвести (или не опознать). Ещё пример: три неопытных машинистки печатали текст (примерно 16 тыс. слов) и сделали в среднем ошибки примерно в 4% слов. Но вероятность совершить повторную ошибку в тех же самых словах составляет уже около 35%. Но ведь для того, чтобы в том же самом слове сделать новую ошибку (впрочем, и старую тоже) как-то надо помнить, что именно в этом слове ранее была сделана опечатка! Зачем? (Один мой коллега, знакомый с этими результатами, после работы на компьютере ворчит на меня, как будто я в чём-то виноват: колдун несчастный, я при наборе текста всё время делаю одни и те же ошибки). А вот в другом моём исследовании испытуемые читают вслух слова и выделяют те из них, в которых содержатся заранее указанные буквосочетания (например, ˝лес˝ и ˝лос˝). Вероятность пропуска слов с этими буквосочетаниями в реальном эксперименте составило всего 7%. Однако через месяц при повторном испытании вероятность повторения той же самой ошибки намного увеличивается – 33%. А ведь речь идет о повторении ошибки в столь простом задании как обнаружение буквосочетания ˝лос˝ в слове ˝полоса˝ или ˝лес˝ в слове ˝пылесос˝. И этакую-то ошибку человек, разумеется, никак этого не осознавая, склонен повторять через месяц. Из всего этого следует, что однажды принятое решение о неосознании имеет тенденцию повторяться.
В.Ф. Петренко и В.В. Кучеренко демонстрируют в экспериментах совершенно другого типа, что человек действительно может целенаправленно не осознавать то, что хорошо воспринимает. «Испытуемым, которые находились в третьей стадии гипноза, характеризуемой, в частности, последующей амнезией, внушалось, что по выходе из гипноза они не будут видеть некоторые предметы. По выходе из гипнотического состояния испытуемых просили перечислить предметы, лежащие перед ними на столе, среди которых находились и ˝запрещенные˝. Испытуемые действительно не указывали на запрещенные предметы, но ˝не видели˝ также и другие предметы, семантически с ними связанные. Например, если испытуемым внушалось, что они не будут видеть сигареты, то они не замечали при перечислении не только лежащую на столе пачку сигарет, но и пепельницу с окурками и т.п. Некоторые предметы, семантически связанные с запрещенными, могли быть указаны испытуемым, но в этом случае он забывал их функцию. Например, один из участников эксперимента, указав на лежащую на столе зажигалку, назвал ее ˝цилиндриком˝, другой именовал ˝тюбиком для валидола˝, третий с недоумением разглядывал зажигалку, пытаясь понять, что это за предмет.[35]
Но зачем вообще нужно сознание, которое побуждает нас быть субъективными и совершать столько ошибок? Психологи в растерянности оставляют сознанию невнятно прописанную площадку: то ли оно – не очень понятно, с какой стати – специально маркирует некую информацию, то ли накладывает ничем не объяснимые ограничения на ее прием и переработку, то ли вообще просто служит помехой для полноценного функционирования человека. Сознание активно вмешивается в любой психический процесс, но как узнать, что же именно оно при этом делает? Наверное, у людей, размышлявших над подобными проблемами, были основания придти в отчаяние.
На фоне этой полной неясности постоянно появляются люди, рассказывающие о совершенно фантастических вещах, которые, вроде бы, умеет делать сознание. Психологи относят подобные явления к категории паранормальных и обычно не любят о них даже вспоминать. Действительно, неоправданно жгучий интерес к разговорам о них среди обывателей и студентов-первокурсников, обилие аферистов, спекулирующих на жажде соприкосновения с таинственным, а также полное отсутствие каких-либо научных объяснений этих якобы наблюдаемых явлений мешает отнестись к ним всерьёз. Но всё же о загадочных явлениях человеческой психики писали и звёзды психологии первой величины.
Вот В.М. Бехтерев рассказывает о мысленном внушении различных заданий собачкам В.Л. Дурова. Экспериментатор охватывал ладонями голову собаки и мысленно (иногда даже с завязанными глазами) – в течение полминуты – внушал ей, что она должна, например, забрать на диван и достать лежащую на мягкой спинке дивана кружевную салфетку, или снять зубами книгу с этажерки, стоявшей у стены комнаты, или ещё что-нибудь подобное. И собака всё это делала! Сам Бехтерев не дает этим опытам объяснения, но предлагает скептикам задуматься.[36] В 1990 г. Ч. Хонортон с соавторами провел эксперимент по мысленному внушению. В нем использовалось компьютерное управление выбором и показом целевых изображений, звукоизолированные помещения, «слепое» судейство и автоматизированное хранение данных. В 355 опытах 241 получатель сигнала показали 34% попаданий при вероятности случайного угадывания – 25%. Вероятность случайного получения подобного результата p<0,00005!! Г. Айзенк и К. Сарджент уверяют, что эти исследования «настолько убедительны и выводы настолько близки к окончательным, насколько можно пожелать».[37]
Но как решить, действительно ли подобное возможно, если мы вообще не понимаем, что в этом мире делает сознание? В общем, как пишут в учебнике, «таинственность, окружающая сознание, ставила в тупик величайшие умы в истории человечества».[38]
Кошмарное величие вечных проблем
Философия учит нас, как жить без уверенности и при этом не быть парализованным нерешительностью.
Вопросы, которые касаются самых исходных оснований наших знаний, обычно просто не подлежат какому-либо эмпирическому исследованию. Действительно, ни в каком опыте нельзя исследовать, что было тогда, когда ещё ничего не было (или что будет, когда ничего уже не будет). Тем не менее, я убежден, что нельзя строить научное знание без хоть каких-либо ответов на подобные вопросы. Решение глобальных парадоксов, если оно вообще возможно, – всегда лишь логический трюк, изощренная словесная эквилибристика, поскольку других путей поиска ответа не существует. Этими трюками и богата философия, которая всегда ищет такое решение проблем, чтобы ответ был справедлив для любого – реального или даже только мыслимого – опыта.
Но сначала попробую кратко предуведомить читателя о своих философских вкусах. Выбор той или иной философской системы всегда субъективен, его нельзя доказать. Любая философская концепция заведомо так сконструирована, что она не может быть опровергнута никаким опытом, ибо любое опровержение в той мере, в которой оно хотя бы может быть помыслено, уже заранее должно соответствовать этой концепции. Поэтому ни одна концепция в философии никогда и не была непосредственно экспериментально опровергнута. (Другое дело, что те или иные высказывания философов на каком-то этапе развития науки отбрасывались как противоречащие опыту, если эти высказывания удавалось перевести на язык естественной науки – так, например, канули в Лету атомная теория Демокрита и утверждение Гегеля о противоречии ньютоновских концепций инерции и гравитации). Выбор философской позиции, тем не менее, неизбежен: он задает точку отсчета, позволяющую смотреть на мир. Поэтому даже отказ от выбора философской позиции есть философская позиция, правда, как показывает история, не очень эффективная для построения научных теорий.
37
Айзенк Г., Сарджент К. Объяснение необъяснимого. Тайны паранормальных явлений. М., 2002, с.373-374.