Так, Колдуэлл недавно признал, что по крайней мере один из аргументов, приводившихся им из года в год в порядке критики фальсификационизма, «если и не ложен… то серьезно уязвим».
«Моей ошибкой было заявлять, что фальсификация является неподходящей методологией для экономической науки, потому что большинство экономических теорий не могут быть решительно опровергнуты. Чтобы подкрепить это утверждение, я указывал на многочисленные препятствия для осуществления надежных проверок экономических теорий….[Но] каждая наука сталкивается с трудностями в поисках безупречных опровержений. Таким образом, нельзя считать эффективным аргументом против фальсификационизма указание на то, что решительные опровержения встречаются редко. Эта проблема существует повсюду» (Caldwell В., 1991, р. 7).
А между тем решить проблему очень просто: надо приложить больше усилий! Конечно, эта рекомендация должна быть выполнима, то есть предписывающая методология типа фальсификационизма должна быть адекватна или, по крайней мере, реалистична для описания предмета. На этом месте Колдуэлл снова обращается к своему прошлому убеждению, что фальсификационизм никогда не практиковался сколь–нибудь широко в экономической науке: «Ни Хатчисон, ни Блауг не смогли указать на парадигматические эпизоды использования фальсификационизма. Примеры Хатчисона (отказ от теории народонаселения Мальтуса и некоторых неадекватных версий кейнсианской и монетаристской макроэкономики) описывают случаи, когда, обычно по прошествии довольно длительного времени, стало очевидно, что прогнозы, сделанные на основе теории, не сбылись» (Caldwell В., 1991, р. 9). Я надеюсь, прочитав 12–ю главу этой книги любой «здравомыслящий экономист» убедится, что вся история послевоенной макроэкономики содержит целый ряд парадигматических эпизодов практического применения фальсификационизма, то есть случаев, когда достаточно быстро становилось ясно, что «теоретические предсказания не сбылись».
Брюс Колдуэлл задал тон для дальнейшей реакции методологов экономической науки на первое издание этой книги. Дэниел Хаусман (Hausman D.M., 1985, 1988, 1989) утверждал, что фальсификационизм не применялся никогда, поскольку на практике он неосуществим. По его словам, современные экономисты привержены тому, что он называет «дедуктивизмом», а я — «верификационизмом», «святым покровителем» которого в действительности является Джон Стюарт Милль, а не Карл Поппер: «учитывая, как слабо обоснованы различные вспомогательные утверждения, необходимые для построения экономических теорий, следовать попперианским советам Блауга и рассматривать несбывшиеся прогнозы как опровержение экономических теорий просто неразумно или безответственно» (Hausman D.M., 1989, p. 119)[3]. После этого не приходится удивляться, что Хаусман (Hausman D.M., 1989, р. 122—123) является приверженцем описательной, а не предписывающей методологии. Снова и снова мы сталкиваемся у него с фразами, что фальсификационизм — «агрессивная методология», критически относящаяся к большей части того, что считается современной экономической теорией, в то время как критики фальсификационизма неизменно принимают «защитную методологию», утверждая, что задачей методологов экономической науки является описание реальной работы экономистов, что, коротко говоря, означает делать хорошую мину при плохой игре. Это — старое различие между позитивной и нормативной экономической наукой, перенесенное в область методологии: мы либо описываем, объясняем и одобряем то, что действительно делают экономисты, либо отстаиваем образцовую экономическую теорию, подозревая, что многие экономисты не дотягивают до образца.
Лоуренс Боулэнд не заходит так далеко, как Хаусман: он утверждает, что фальсификационизм может быть реализован, но в действительности не реализуется. «Для Блауга любое применение того, что он называет фальсификационизмом, сводится не только к разработке в принципе опровержимых моделей, но также к активным попыткам их опровергнуть. Вряд ли хоть один принадлежащий к основному течению экономист когда–либо защищал методологическое требование опровержи–мости Поппера—Самуэльсона в таком строгом смысле за исключением единственного краткого периода, когда эта точка зрения была популярной на семинарах Лондонской школы экономики» (Boland L.A., 1989, р. 10; см. также 1982, ch. 10—11). Боулэнд признает, что экономистов действительно волнует проверяемость как необходимое свойство адекватных экономических моделей, но они рассматривают эмпирическое опровержение как вызов, требующий улучшить модель, увеличив «степень» ее проверяемости, а не как повод отвергнуть саму теорию, лежащую в основе модели.
3
Точно также Харгривс–Хип (Hargreaves–Heap S., 1989, ch. 2) использует тезис Дюгема—Куайна для атаки на фальсификационизм, утверждая, что поскольку эмпирические проверки не носят решающего характера, в экономической теории мы должны стремиться к «пониманию», а значит эмпирические свидетельства имеют определенное, но не решающее значение для выбора теории.