— Не помню, — и спросил: — Много дадут мне за убийство?
— Тебя не за убийство будут судить, — сказал Владислав.
Глаза у Эдика округлились от удивления. Какое-то время он соображал, усиленно моргая, затем несмело спросил:
— Неужто живой?
— Нет, умер, но позднее. Когда ты пытался его поднимать, он, видимо, был еще жив.
— А я думал…
— Какая разница, что ты думал, — Орехов поморщился. — От тебя все равно было мало проку.
— Это верно, — вздохнул Эдик.
И в это время зазвонил телефон.
— Ну, явился твой Долгорукий-долгоногий?
— Пока еще нет, Ангелина Андреевна, — ответил Владислав, чувствуя неприятный холодок в животе. — Он же в пять должен явиться…
— А сейчас сколько?
— Без десяти.
— Ну-ну! — и повесила трубку.
«Тоже переживает», — подумал Орехов, но легче от этого не было.
— Как был одет Павел? — спросил он у Эдика.
— Кожан был на нем теплый, на меху, и шапка хорошая, ондатровая никак.
— А деньги он из кармана доставал?
— Нет, вынимал из бумажника. Бумажник у него был такой толстый и тугой…
Четверть шестого… «Обманул-таки ты меня, Долгорукий-долгоногий! Подвел, паршивец этакий!..»
Закончив допрос, он отвел Эдика в камеру и, возвращаясь через дежурное отделение, увидел в вестибюле за стеклом до боли знакомое улыбающееся лицо. Сердце так и подпрыгнуло от радости и внезапного облегчения.
Долгорукий, черт этакий, был под градусом, но чисто выбрит, и воротник рубашки был чист и хорошо отглажен. А рядом с ним, поддерживая его под руку, стояла женщина постарше его, с неприметным худощавым лицом.
— Вы уж его простите, — с виноватой улыбкой проговорила она певучим тихим голосом.
— Моя законная супруга Полина Ивановна Долгорукая! — громко и весело отрапортовал Долгорукий и провел по щеке женщины ладонью. — Теперь, гражданин следователь, можете показывать мне новую квартиру! — и, поправив на плече ремешок котомочки, хрипло пропел: — Нынче все дела закончены!..
— Вы уж не сердитесь на него! — опять с виноватым и смущенным видом попросила женщина. — Это я не доглядела…
— Ничего страшного, Полина Ивановна, — успокоил ее Орехов. — Вы тут обождите, а я сейчас…
Прокуратура располагалась неподалеку. Кстати и сам прокурор оказался на месте. Выслушав Владислава, он не стал возражать, чтобы по отношению к Долгорукому была изменена мера пресечения. Тюремная камера — на подписку о невыезде из города.
Когда он вернулся в милицию, глаза у Полины Ивановны были мокрые от слез. Она крепко ухватила мужа за руку.
Тут же, в дежурном отделении, Орехов взял у Долгорукого подписку о невыезде.
4
На другой день Шаров с таинственным видом сообщил следователю, что вспомнил «то слово».
— Что за слово? — не понял Орехов.
Шаров смущенно улыбнулся:
— Когда мы с Павлом вышли из подъезда его дома, я забежал за гаражи, чтобы, значит, отлить. Ну и там было написано такое слово: «ПИМ». Крупно, белой краской…
— Где — там?
— На задней стенке гаража. А тот гараж — как раз напротив подъезда.
Вместе съездили на улицу Гурзуфскую, нашли магазин-стекляшку, а чуть подальше увидели еще один точно такой же. Пришлось обходить все дворы по обе стороны улицы, осматривать все попадавшиеся на глаза гаражи, пока, наконец, чуть ли не в самом начале ее наткнулись на это загадочное слово «ПИМ».
Женщина, открывшая им дверь, признала на фотокарточке соседа:
— Павел Петрович! Прохоренко Павел Петрович, — и вдруг, вглядевшись в его лицо, запричитала: — Господи, да никак?.. Господи!.. А Анна-то Николаевна по больницам его разыскивает… Мало ей одной беды… — И соседка поведала о ночном грабеже, случившемся в ту же ночь, когда погиб Павел.
В третьем часу ночи в дверь квартиры Прохоренко позвонили, и на вопрос Анны Николаевна «Кто там?» какой-то мужчина ответил, что он врач «скорой помощи» и что Павел Петрович только что доставлен в больницу с инфарктом. При этом «врач» сказал, что проживает в соседнем доме и потому после дежурства решил сообщить родственникам Павла Петровича, где им его искать.
В дверной глазок Анна Николаевна видела круглое, широконосое и губастое, показавшееся ей добродушным лицо. А когда, повозившись с замками, открыла дверь, то в квартиру ворвался грабитель в натянутом на лицо черном капроновом чулке. Он связал Анну Николаевну и запер в ванной комнате.
Был похищен цветной телевизор, видеомагнитофон, две шубы из натурального меха, две пары новых дамских сапог и все золото, которое лежало в ящичках серванта.