— Я слушаю, — сухо, выжидательно обронил Орехов.
Капризно дернув углом рта, Эдик с видимой неохотой стал повторять свою одиссею, опуская при этом кое-какие подробности, и Орехов не прерывал его до того момента, когда они с Павлом упали в снег, и в руке у Эдика оказался раскрытый нож.
— В какой руке он у вас был? — спросил Владислав.
— В правой, — ответил Эдик.
— Вы не левша?
— Нет.
Владислав подал ему шариковую ручку:
— Покажите, как держали нож.
Эдик зажал ручку в кулаке шариком вниз:
— Вроде бы так.
— Теперь покажите, как наносили удар.
Эдик взмахнул рукой, чиркнул перед собою ручкой сверху вниз.
— В какой именно момент вы ударили Прохоренко ножом?
— Он лежал на мне и давил на шею и лицо, а я отталкивал его снизу руками. И коленом ему в живот упирался.
— И нож был у вас в руке все это время?
— Выходит, что так.
— А как вы сами-то думаете: вы могли с силой ударить его ножом в живот?
— Трудно сказать… Я тогда не помнил себя, а он еще вот так зажал мне рот и нос, — Эдик показал, как это делал Павел. — Может, я его и ударил…
— Покажите еще раз, как вы могли его правой рукой ударить слева. Ведь он, говорите, лежал на вас. Значит, если вы завели правую руку вот сюда, налево, она оказалась бы зажатой между вашими телами.
— Наверное, так…
— Каким же образом вы нанесли Прохоренко удар слева да еще и снизу вверх?
— Не помню.
— Но вы помните, как ударили Прохоренко ножом в область шеи?
— Помню, но очень смутно. Как во сне.
— Значит, отчетливо не помните?
— Нет.
— Почему же тогда вы берете на себя всю вину? Может, вы не наносили Прохоренко вообще никаких ударов ножом?
— А кто же тогда?.. — спросил Эдик, вопросительно-выжидательно глядя на следователя.
— Вот я и собираюсь это выяснить: кто? — сказал Орехов и добавил: — С вашей помощью.
Эдик усмехнулся:
— Плохой я вам помощник, если ничего не могу вспомнить!
— Как можете, так и помогайте, — попросил его Владислав. — А я вам тоже буду помогать по мере возможности. Глядишь, общими усилиями и докапаемся до чего-нибудь.
— Вряд ли, — упрямо отмахнулся Эдик.
— А вы не настраивайте себя на такой лад! — Владислав бросил на него сердитый взгляд. Знаете, память такая штука: сегодня пусто, а завтра что-то вдруг мелькнет, засветится. И тут главное успеть ухватить это «что-то» за хвостик, не дать снова ему спрятаться в темный уголок.
— Попробовать, конечно, можно, — опять скептически усмехнулся Эдик. — У меня в голове много чего мелькает, особенно по ночам. И вы весь этот бред будете записывать?
— Там видно будет, — сказал Орехов. — Что-то запишу, а что-то, может, и так послушаю.
— Попробовать можно, — уже без усмешки повторил Эдик. — Только зачем это вам?
И тут Орехов неожиданно повернул разговор совсем на другое:
— У вас были женщины?
В глазах Эдика сверкнули недобрые огоньки. Он мгновенно ощетинился и ушел в себя.
— Вам и это надо знать? — обреченно спросил он.
— Хотелось бы, — кивнул Орехов.
После долгого томительного молчания Эдик признался:
— Ну была девушка…
— Была? А сейчас где она?
— Замужем.
— Давно?
— Лет десять.
«Десять лет, как начал выпивать» — припомнились Орехову слова матери Эдика.
— А с тех пор… других у вас не было?
— Другие меня не интересуют.
— Одна-единственная любовь? На всю жизнь?
— Считайте, что так. Но я не понимаю…
Приходилось вторгаться в святая святых человеческой души. Туда, куда не имеют доступа даже родные. Кто дал ему, следователю, такое право? И тем не менее… Тем не менее надо продолжать…
— Эта женщина знает, что вы ее любите?
— Это неважно, — Эдик по-прежнему смотрел в сторону.
— Встречаетесь? Ну случайно, на улице?
— Иногда.
— Разговариваете?
— Так…
— У нее дети?
— Двое.
— С мужем хорошо живут?
— Кто теперь хорошо живет…
— Где она работает?
— В школе.
— А муж?
— На заводе у нас работал. Вроде как под увольнение попал. Недавно видел у пивного ларька, — губы Эдика скривились в усмешке. — Все ясно?
Владислав понимающе кивнул и выдержал небольшую паузу.
— А что у Прохоренко случилось? — спросил он чуть погодя. — Почему жена его домой не пустила?
Эдик бросил на следователя быстрый диковатый взгляд. Владислав заметил, как у него сжались кулаки. Но тут же, словно опомнившись, Эдик снова отвернул лицо в сторону и безвольно свесил руки.