При этом, как уже становится понятно, политтехнологи смогут проявить себя как организаторы «вброса» только в том случае, если сами заимствуют позицию власти, что автоматически приведет к утрате позиций собственно политтехнолога или менеджера избирательной кампании.
При этом все убеждены, что без фальсификаций – хотя бы их попыток – ни одни выборы не проходят.
В одном известном фильме («Плутовство, или Хвост крутит собакой») американские политтехнологи признаются, что не ходят голосовать. Одни просто не любят, другие испытывают острые приступы клаустрофобии в кабинке для голосования. Может быть, для них иллюзорный мир охоты за голосами более реален и комфортен, чем суровые будни дня голосования – того дня, ради чего все эти выборы и затеяны?
Кроме того, бытует мнение, что своим приходом на избирательный участок политтехнолог расписывается в профессиональной несостоятельности: если уж голос пиарщика имеет значение на этих выборах, то о какой гарантированной победе может идти речь? Заметим, что в день выборов часто происходит выплата гонораров (клиента «довели» до заветного дня), осталось только получить премиальные. Наконец, политтехнологи часто работают в «отрыве» от постоянного места жительства, что препятствует им осуществить свой гражданский долг. Картинка, в которой команда в день выборов предается пьянству и хулиганству, стала привычным заключительным аккордом работы предвыборного штаба.
Задерганная непривычными инструктажами команда, перенапряженный кандидат, невыспавшиеся наблюдатели – все желают только одного: чтобы все это поскорее закончилось. «А тут еще этот парашютист который год падает в колхозный курятник», – пьяные пиарщики последними наставлениями рискуют окончательно настроить против себя весь коллектив. Разговорами про фальсификации они явно снижают значение изнурительного труда наблюдателей на участках. В итоге это может вылиться в уменьшение размера вознаграждения за дежурство на участке.
Команде невыгодна тема фальсификаций, потому что она усложняет работу, вносит элемент нестабильности в слаженную работу штаба.
Политтехнологам тема фальсификаций неинтересна, потому что она выбивается из выстроенной концепции покорения избирателей эффективными агитационными и информационными приемами. Эта тема стоит поперек – она бросает вызов всему арсеналу знаний и умений профессионалов.
Подобно философу Витгенштейну, посвятившему свой труд логически безупречным высказываниям о реальности, политтехнологов также поражает невысказываемость «вброса».
Wofon man nicht sprechen kann, daruber mub man schweigen – о чем невозможно говорить, о том следует молчать.
Одно время панацеей от фальсификаций считались группы международных наблюдателей и иностранных журналистов. Многие из них сочетают приятное с полезным: финансируемые одним из кандидатов, они умудряются попутно отрабатывать зарубежные же гранты. Справедливости ради стоит сказать о том, что на нескольких выборах подобные группы отработали эффективно – выступали в прессе (в том числе и в зарубежной), грозили потенциальным нарушителям, обеспечивали близкую к критической массу жалоб во все инстанции. То есть если бы готовились запланированные массовые нарушения, то подобная активность им помешала бы осуществиться. Но потом оказалось, что многие группы журналистов и наблюдателей сотрудничают с избиркомами, получают от них вспомоществование и, естественно, не совсем объективны. Как это бывает в России, их деятельность стала потихоньку сводиться к устранению неугодных председателей комиссий, к сведению счетов внутри избиркомовского ведомства. Наконец, устрашающий элемент «заграничности» в деятельности подобных групп сильно потускнел, когда три четверти состава иностранных членов составляли местные журналисты с украинской или белорусской пропиской. Родившиеся в Луганске, Киеве, Одессе или Минске, учащиеся российских факультетов журналистики не страшны для всех субъектов «вброса».
Основная проблема этих групп – это работа «по следам». То есть, если скинуть со счетов элемент управляемости проверки, когда опытные зубры избиркомов водят за нос молодых интеллигентных «журна-лей» и иностранных этнографов, остается единственный предмет работы групп наблюдателей. Они фиксируют нарушения, опираясь на документацию самого же избиркома. Обычные люди, избиратели, жаловаться к ним не ходят. Как понимает читатель, такая деятельность не представляет угрозы фальсификаторам. Документооборот в комиссиях и так невелик (поэтому указанные группой наблюдателей недостатки приводят председателей комиссий к требованиям увеличить зарплату сотрудникам), а если какого-то документа нет, то он может обнаружиться позднее в одном из многочисленных столов, шкафов или сейфов избирательной комиссии. Заявления и обвинения наблюдателей уже на протяжении несколько лет забываются сразу после отъезда из региона экзотических гостей.