- На, сам попробуй!
Артём вполне мог себе представить, как изменится звук мелодии, пропущенный сквозь полый металл трубы. Но глаза мальчишки так горели, что он решил не вести себя, как последний зануда. Приставив коробочку к трубе, он прижался к холодному железу ухом, и начал проворачивать рукоятку. Музыка загремела так громко, что он чуть не отдёрнул голову. Законы акустики Артёму знакомы не были, и каким чудом этот кусок железа мог во столько раз усиливать и придавать объём мелодии, до того беспомощно дребезжащей внутри коробочки, он понять не мог.
Покрутив ручку ещё несколько секунд и проиграв коротенький мотив добрых три раза, он кивнул Олегу:
- Здорово!
- Послушай ещё! – засмеялся тот. – Не играй, просто слушай!
Артём пожал плечами, оглянулся на пост – не вернулись ли дозорные – и снова прислонился ухом к трубе. Что там можно было услышать теперь? Ветер? Отголоски страшного шума, который затопил туннели между Алексеевской и Проспектом мира?
Уже через миг он понял, почему так радовался мальчуган, однако ему самому от этого весело совсем не стало. Из невообразимого далёка, с трудом пробиваясь через земляную толщу, доносились приглушённые звуки. Они шли со стороны мёртвого Парка победы, никаких сомнений в этом быть не могло. Артём замер, вслушиваясь, и, постепенно холодея, понял: он слышит нечто невозможное - музыку.
Одна нота за другой, кто-то или что-то в нескольких километрах от него воспроизводило тоскливую мелодию из музыкальной шкатулки. Но это было не эхо: в нескольких местах неведомый исполнитель ошибся, кое-где затянул ноту, но мотив оставался вполне узнаваем. И главное, это был вовсе не пружинный перезвон, звук напоминал скорее гудение... Или пение? Невнятный хор множества голосов? Нет, всё же гудение.
- Что, играет? – с довольным видом спросил у него Олег, - дай я ещё послушаю!
- Что это? – еле разлепив губы, хрипло пробормотал Артём.
- Музыка! Труба играет! – просто объяснил мальчик.
То тоскливое, гнетущее впечатление, которое это жуткое пение произвело на Артёма, мальчишке, похоже, не передавалось. Для него это была просто весёлая игра, и вряд ли он задавался вопросом, что, к дьяволу, может отзываться мелодией на мелодию на отрезанной от всего мира станции, где всё живое кануло в ничто больше десятилетия назад?
Олег снова залез на камни, приготовившись было запустить свою машинку ещё раз, но Артёму вдруг стало необъяснимо страшно за него и за себя. Он схватил мальчишку за руку и, не обращая внимания на его протесты, потащил за собой к печке.
- Трус! Трус! – кричал Олег. – Только маленькие в эти сказки верят!
- Какие ещё сказки? – Артём остановился и заглянул ему в глаза.
- Что они детей забирают, которые в туннели трубы слушать ходят!
- Кто забирает? – Артём потащил его дальше к печке.
- Мёртвые!
Разговор оборвался: говоривший про проклятия дозорный встрепенулся и окинул их таким пристальным взглядом, что слова сами собой застряли в горле. Приключение их закончилось как нельзя вовремя: к посту возвращались Антон и сталкер, и с ними шёл кто-то ещё. Артём быстро усадил мальчика на место. Отец мальчишки просил его присмотреть за Олегом, а не потакать его капризам... Да и кто знает, в какие суеверия на самом деле верил сам Антон?
- Извини, задержались, - старший опустился на мешки рядом с Артёмом. – Не шалил он тут?
Артём покачал головой, надеясь, что у мальчишки хватит ума не хвастаться их авантюрой. Но тот, похоже, и сам прекрасно всё понимал. С увлечённым видом Олег принялся заново расставлять свои гильзы.
Третий человек, который пришёл со старшим и сталкером, лысеющий худой мужчина со впалыми щеками и мешками под глазами, Артёму был незнаком. К печке он подошёл только на минуту, дозорным кивнул, а Артёма рассмотрел изучающе, но ничего ему не сказал. Представил его Мельник.
- Это Третьяк, - сказал он Артёму. – С нами дальше пойдёт. Специалист. Ракетчик.
Глава 16
- Нет там никаких тайных входов, и не было никогда. Неужели ты сам не знаешь? – Третьяк недовольно повысил голос, и его слова долетели до Артёма.
Они возвращались с дежурства – обратно на Киевскую. Сталкер и Третьяк шагали чуть позади других и оживлённо что-то обсуждали. Когда Артём тоже задержался, чтобы принять участие в их разговоре, те перешли на шёпот, и ему оставалось только снова присоединиться к основной группе. Маленький Олег, который семенил, стараясь не отставать от взрослых и отказывался залезать на плечи к своему отцу, тут же радостно схватил его за руку.
- Я тоже ракетчик! – объявил он.
Артём удивлённо поглядел на мальчика. Тот был рядом, когда Мельник представил ему Третьяка, и наверняка случайно услышал это слово. Понимал ли он, что оно значит?
- Только никому не говори! – поспешно добавил Олег. – Это другим знать нельзя. Секрет. Этот дядя, наверное, твой друг, если это тебе про себя рассказал.
- Хорошо, никому не скажу, - подыграл ему Артём.
- Это не стыдно, наоборот, этим гордиться надо, но другие могут от зависти плохие вещи про тебя говорить, - объяснил мальчик, хотя Артём и не собирался ничего спрашивать.
Антон, его отец, шёл шагах в десяти впереди, освещая путь. Кивнув на его щуплую фигуру, мальчишка сказал:
- Папа сказал не показывать никому, но ты ведь умеешь секреты хранить. Вот! – он достал из внутреннего кармана маленький кусочек ткани.
Артём посветил на него фонариком. Это оказалась споротая нашивка - кружок из плотной прорезиненной материи, сантиметров семь в поперечнике. С одной стороны он был полностью чёрным, с другой на тёмном фоне было изображено что-то вроде шестиконечной бумажной снежинки, которыми ВДНХ украшали на празднование Нового Года – пересечение трёх непонятных продолговатых предметов. Присмотревшись, в том, что располагался вертикально, Артём узнал патрон, - кажется, от пулемёта или снайперской винтовки, но с зачем-то приделанными к основанию крылышками, а вот другие два – одинаковые, жёлтые, с двойными ободами с обеих сторон, он определить не смог. Вся загадочная снежинка была вписана в стилизованный венок, как на старых кокардах, а по кругу нашивки шли буквы. Но краска на них была до того вытерта, что прочитать Артёму удалось только «...ые войска и ар...», да ещё слово «..оссия», подписанное снизу под рисунком. Будь у него чуть больше времени, он, может, и сумел бы понять, что же такое ему показывает мальчик, но получилось иначе.