- Эй, Олежек! Иди сюда, дело есть! – окрикнул сына Антон.
- Что это? – успел спросить мальчишку Артём, прежде чем тот выхватил у него нашивку и спрятал к себе в карман.
- Эрвэа! – тщательно выговорил Олег, сияя от гордости, потом подмигнул ему и побежал к своему отцу.
Метров через тридцать .
Забравшись на платформу по приставной лестнице, дозорные стали разбредаться по домам. Антона у самого выхода ждала его жена. Со слезами на глазах она кинулась навстречу маленькому Олегу, подхватила его на руки, а потом набросилась своего мужа.
- Ты меня совсем довести хочешь?! Что я должна думать? Ребёнок уже сколько часов назад из дома ушёл?! Почему я за всех думать должна? Сам как маленький, не мог его домой отвести! – запричитала она.
- Лен, давай не при людях... – смущённо озираясь, пробормотал Антон. – Не мог я из дозора уйти... Думай, что говоришь, командир заставы и вдруг пост оставит...
- Командир! Вот и командуй! Как будто не знаешь, что тут творится! Вон, у соседей младший неделю назад пропал...
Мельник и Третьяк ускорили шаг и даже не стали прощаться с Антоном, оставив его наедине с женой. Артём поспешил за ними, и долго ещё, хотя слов уже было не разобрать, до них доносились плач и укоры Антоновой жены.
Они направились к служебным помещениям, где находился штаб начальника станции. Через несколько минут все вместе уже сидели в завешенной потёртыми коврами комнате, а сам начальник, понимающе кивнув, когда сталкер попросил оставить их наедине, вышел наружу.
- Паспорта у тебя, кажется, нет? – скорее утвердительно заметил Мельник, обращаясь к Артёму.
Тот покачал головой. Без конфискованного фашистами документа он превращался в изгоя, которому был заказан путь почти на все цивилизованные станции метро. Ни Ганза, ни Красная линия, ни Полис не приняли бы его. Пока сталкер находился рядом, Артёму никто не задавал лишних вопросов, но окажись он один, ему пришлось бы скитаться между заброшенными полустанками и дичающими станциями, такими как Киевская. И уж нечего было бы и мечтать о том, чтобы вернуться на ВДНХ.
- На Ганзу без паспорта тебя провести я сразу не смогу, мне для этого нужных людей найти сначала надо, - словно подтверждая его мысли, сказал Артёму Мельник. - Можно было бы тебе новый выправить, но и это время займёт. Самый близкий путь до Маяковской – по Кольцу, как ни крути. Что делать?
Артём пожал плечами. Он чувствовал, к чему клонит сталкер. Ждать нельзя, и в обход Ганзы ему самому на Маяковскую тоже не попасть. Туннель, который подходил к ней с другой стороны, шёл прямиком от Тверской. Возвращаться в логово фашистов, да ещё и на станцию, превращённую в казематы, было бы безумием. Тупик.
- Лучше будет, если сейчас на Маяковскую мы с Третьяком вдвоём пойдём, - подытожил его мысли Мельник. – Поищем вход в Д-6. Найдём – вернёмся за тобой, может, и с паспортом уже что-нибудь выйдет, я пока переговорю с кем надо, чтобы бланк подыскали. Не найдём – тоже вернёмся. Долго тебе нас ждать не придётся. По Кольцу мы вдвоём быстро проберёмся, за день всё успеем. Подождёшь? – он испытующе глянул на Артёма.
Артём пожал плечами ещё раз. Кивнуть и согласиться он заставить себя не мог. Его не оставляло чувство, что с ним обходятся, как с отработанным материалом. Сейчас, когда он выполнил свою основную задачу – сообщить об опасности, взрослые взяли на себя всё остальное, а его просто отодвигают в сторону, чтобы он не путался под ногами.
- Вот и отлично, - заключил сталкер. – Жди нас к утру. Мы прямо сейчас и двинемся, чтобы не тратить времени зря. По поводу еды и ночлега мы с Аркадием Семёновичем всё обсудим, он тебя не обидит. Всё, вроде... Нет, не всё, - он полез в карман и извлёк оттуда тот самый окровавленный листок бумаги, на котором был план и пояснения. – Возьми, я себе его срисовал, кто знает, как повернётся. Не показывай только никому...
Мельник и Третьяк ушли меньше, чем через час, коротко переговорив перед этим с начальником станции. Аккуратный Аркадий Семёнович тут же проводил Артёма к его палатке, и, пригласив поужинать с ним позже вечером, оставил отдыхать.
Палатка для гостей стояла чуть на отшибе, и хотя она и содержалась в прекрасном состоянии, Артём с самого начала почувствовал себя в ней очень неуютно. Он выглянул наружу и снова убедился, что остальные жилища жались друг к другу, и все они были разбиты по возможности далеко от входа в туннели. Сейчас, когда сталкер ушёл и Артём оставался один на незнакомой станции, то тягостное ощущение, которое наполнило его вначале, вернулось. На Киевской всё же было страшно – просто страшно, без каких-либо видимых причин. Уже становилось поздно, и голоса детей затихали, а взрослые обитатели станции всё реже выходили из палаток. Разгуливать по платформе Артёму совсем не хотелось. Перечитав ещё трижды взятое у умирающего Данилы письмо, он не вытерпел и на полчаса раньше оговоренного времени отправился к Аркадию Семёновичу на ужин.
Предбанник служебного помещения был сейчас превращён в кухню, где орудовала симпатичная девушка чуть старше Артёма. На большой сковороде тушилось мясо с какими-то корешками, рядом отваривались белые клубни, которыми их угощала и жена Антона. Сам начальник станции сидел рядом на табурете и листал растрёпанную книжонку, на обложке которой красовалось изображение револьвера и женских ног в чёрных чулках. Увидев Артёма, Аркадий Семёнович смущённо отложил книгу в сторону.