А вдруг он ошибся? Вспомнилось снова и о звёздах на кремлёвских башнях, далёких и манящих...
И тут маленький Олег легко вскочил на ноги, и, коротко разбежавшись, с весёлым смехом бросился вниз.
Живая трясина снизу негромко чавкнула, принимая тело мальчика. Артём понял, что завидует ему, и тоже
засобирался. Но через пару секунд после того, как масса сомкнулась над головой Олега – может, в тот самый
момент, когда она отбирала у него жизнь – его отец закричал и очнулся.
Тяжело дыша и загнанно оглядываясь по сторонам, Антон поднялся и принялся трясти остальных, требуя
от них ответа:
- Где он?! Что с ним? Где мой сын?! Где Олег? Олег! Олежек!
Мало-помалу лица бойцов стали обретать осмысленное выражение. Начал приходить в себя и Артём. Он уже
не был уверен, что действительно видел, как Олег спрыгнул в кишащую массу. Поэтому отвечать ничего не стал,
а только попробовал успокоить Антона, который, кажется, неведомым способом почувствовал, что случилось
непоправимое, и всё больше расходился. Зато от его истерики оцепенение окончательно спало и с Артёма, и с
Мельника, и с остальных членов отряда. Им передалось его возбуждение, его злобное отчаяние, и незримая рука,
властно удерживавшая их сознание, отдёрнулась, словно обжёгшись о кипевшую в них ненависть. К Артёму, да,
кажется, и ко всем остальным наконец вернулась та способность здраво мыслить, которая – теперь он это
понимал – пропала уже на подходах к станции.
Сталкер сделал несколько пробных выстрелов в клокочущую массу, но результата это не дало. Тогда он
заставил бойца, вооружённого огнемётом, снять ранец с горючим с плеч и кинуть его по сигналу как можно
дальше от состава. Приказав двум другим освещать место падения, он изготовился к стрельбе и дал отмашку.
Раскрутившись на месте, боец швырнул ранец и сам чуть было не полетел вслед за ним, еле удержавшись на
краю крыши. Ранец тяжело поднялся в воздух и пошёл вниз метрах в пятнадцати от состава.
- Ложись! - Мельник подождал, пока тот коснулся маслянистой шевелящейся поверхности, и спустил курок.
Последние секунды его полёта Артём наблюдал, растянувшись на крыше. Как только раздался хлопок выстрела,
он спрятал лицо и что было сил прижался к холодной броне. Взрыв был большой силы: Артёма чуть не сорвало с
крыши, и даже состав качнулся. Сквозь зажмуренные веки пробилось буйное грязно-оранжевое зарево
расплескавшегося по платформе пылающего горючего.
С минуту ничего не происходило. Кишение и чавкание трясины не ослабевали, и Артём приготовился уже к тому,
что совсем скоро она оправится от досадной неприятности и снова начнёт обволакивать его разум своей душной плёнкой.
Но вместо этого шум стал постепенно отдаляться.
- Уходит! Оно уходит! – прямо над ухом радостно заорал у него Ульман.
Артём поднял голову. В свете фонарей было отчётливо видно, как масса, занимавшая недавно чуть ли не весь огромный
зал, съёживается и отступает, возвращаясь к эскалаторам.
- Скорее! – Мельник вскочил на ноги. – Как только оно сползёт вниз, все за мной – вон в тот туннель!
Артём удивился, откуда у него взялась вдруг такая уверенность, но спрашивать не стал, списав прежнюю нерешительность
Мельника на дурман. Сейчас сталкер полностью преобразился: это опять был трезвый, стремительный и не терпящий возражений
командир отряда.
Раздумывать не только не было времени, но и не хотелось. Единственное, что его сейчас занимало – это как можно скорее
унести ноги с брошенной и проклятой станции, пока странное существо, обитавшее в подвалах Кремля, не опомнилось и не
вернулось, чтобы сожрать их. Станция больше не казалась ему удивительной и прекрасной: теперь здесь всё было враждебным и
отталкивающим. Даже рабочие и крестьянки глядели на него разгневанно с настенных панно, а те, что улыбались, делали это
натянуто и приторно.
Спрыгнув кое-как на платформу, (только бы она не вернулась, лишь бы отступление не оказалось обманным манёвром, заклинал
Артём), они бросились к противоположному концу станции. Антон полностью пришёл в себя и бежал наравне с остальными, так что
отряд теперь ничто не задерживало. Через двадцать минут безумной гонки по чёрному туннелю Артём начал задыхаться, да и остальные
тоже стали уставать. Наконец сталкер позволил им перейти на быстрый шаг.
- Куда мы идём? – догнав Мельника, спросил его Артём.
- Думаю, мы сейчас под Тверской улицей... Скоро к Маяковской выйти должны. Там разберёмся.
- А как вы узнали, в какой нам туннель идти? – решил дознаться Артём.
- Там на карте было обозначено, которую мы на Генштабе нашли. Но я об этом только в последний момент вспомнил. Верь-не верь,
- как на станцию вступили, всё из головы вылетело.
Артём задумался. Выходило, что его восторг от кремлёвской станции, от картин и скульптур, от её простора и величия был как бы
и не его? Не был ли это морок, навеянный страшным созданием, скрывавшимся в Кремле?
Потом он вспомнил про то отвращение и страх, которые ему стала внушать станция, когда дурман рассеялся. И у него зародилось
сомнение, что эти чувства тоже принадлежали ему. Может быть, точно так же, как до этого он передал им восхищение и стремление
задержаться на станции подольше, «муравьиный лев» заставил их почувствовать неодолимое желание бежать оттуда сломя голову,
когда они причинили ему боль?
Какие чувства вообще принадлежали ему самому и зарождались в его голове? Отпустило ли создание его разум сейчас, или это
оно продолжает диктовать ему мысли и внушать переживания? В какой момент он подпал под его гипнотическое влияние? Да чего уж там,
был ли он хоть когда-либо свободен в своём выборе? И вообще, мог ли его выбор быть свободным? Артёму снова вспомнилась беседа с