Артёму вдруг захотелось сказать ему что-то тёплое и доброе, но тот уже поднимался со своего места, раздавая приказания остающимся с ним бойцам.
Он приблизился ко всё так же погруженному в свои мысли Антону.
- Удачи! – Артём протянул дозорному руку.
Тот молча кивнул, надевая на спину рюкзак. Глаза у него были совсем пустые.
- Ну, всё! Прощаться не будем. Засекайте время! – сказал Мельник.
Он развернулся и, больше не говоря ни слова, пошёл прочь.
Глава 19
Вдвоём отодвинув тяжёлый чугунный блин, закрывавший лаз, они начали спускаться вниз. Узкая вертикальная шахта была сложена из бетонных колец, в каждом из которых торчала металлическая скоба.
Как только они остались вдвоём, Ульман переменился. С Артёмом он общался короткими, односложными фразами, главным образом отдавая приказы или предостерегая его. Как только крышка люка была снята, он велел Артёму потушить фонарь и, надвинув на глаза прибор ночного видения, первым нырнул внутрь.
Ползти вниз, цепляясь за скобы, Артёму пришлось вслепую. Он не очень хорошо понимал, к чему были нужны все эти предосторожности, ведь после Кремля они встретили на своём пути никакой опасности. В конце концов Артём решил, что сталкер дал Ульману какие-то особые инструкции, или что, оставшись без своего командира, тот просто начал с удовольствием исполнять его роль сам.
Боец хлопнул Артёма по ноге, давая знак остановиться. Он послушно замер, ожидая, пока тот объяснит ему, в чём дело. Но вместо объяснений снизу послышался мягкий удар – это Ульман спрыгнул на пол, - а через несколько секунд раздались тихие хлопки выстрелов.
- Можешь слезать, - громким шёпотом разрешил Артёму напарник, и снизу зажёгся свет.
Когда скобы закончились, он отпустил руки и, пролетев метра два, приземлился на цементный пол. Поднялся, отряхнул руки и огляделся по сторонам. Они находились в коротком, шагов на пятнадцать, коридоре. С одной его стороны в потолке был лаз – оттуда они и вылезли, а с другой – в полу виднелся ещё один люк с такой же чугунной рифлёной крышкой. Рядом с ним в луже крови лежал ничком мёртвый дикарь, и после смерти сжимающий в руке свою плевательную трубку.
- Проход охранял, - тихо отозвался Ульман на вопросительный взгляд Артёма. – Но заснул. Не ждал, наверное, что с этой стороны кто-то полезет. Ухом на люк лёг и заснул.
- Ты его... во сне? – уточнил Артём.
- А что? Не по-рыцарски? – фыркнул тот. – Ничего, будет знать, как при исполнении спать. И потом, он всё равно плохим человеком был – священный день не соблюдал. Было же сказано – в туннели не соваться.
За ноги оттащив тело в сторону, он открыл люк и опять погасил фонарь.
На этот раз шахта была совсем короткая и вела в заваленное хламом служебное помещение. Лаз полностью скрывала от чужих глаз гора металлических листов, шестерёнок, рессор и никелированных поручней – деталей хватило бы на целый вагон. Они были беспорядочно нагромождены друг на друга до самого потолка и держались каким-то чудом. Между этой кучей и стеной оставался узкий проход, но протиснуться сквозь него, не задев и не обрушив на себя всю гору железа, было почти невозможно.
Засыпанная грунтом до середины дверь из помещения вела сразу в необычный квадратный туннель. Слева перегон обрывался: там был то ли завал, то ли в том самом месте работы по прокладке путей почему-то прекратили. Направо он выводил в стандартный круглый и широкий туннель. Сразу чувствовалось, что граница между двумя переплетающимися между собой подземными мирами пересечена. Здесь, в Метро, даже дышалось иначе - воздух был хоть и сырым, но не таким мертвенным и застоявшимся, как в тайных ходах Д-6.
Встал вопрос – куда идти дальше. Пытаться двигаться наобум они не стали – в этом же перегоне могла находиться погранзастава Четвёртого рейха. От Маяковской до Чеховской ходу, судя по карте, было всего – минут двадцать. Покопавшись в пакете со своими вещами, Артём нашёл там окровавленную карту, которая ему досталась от Данилы, и по ней определили верное направление.
Не прошло и пяти минут, как они уже были на Маяковской. Усевшись на скамью, Ульман с облегчённым вздохом снял с головы тяжёлый шлем, вытер рукавом раскрасневшееся мокрое лицо и запустил пятерню в ёжик своих русых волос. Несмотря на могучее телосложение и повадки матёрого туннельного волка, лет Ульману, кажется, было ненамного больше, чем Артёму, и уж точно никак не больше тридцати.
Пока искали, где купить еды, Артём успел осмотреть станцию. Сколько прошло времени с тех пор, как он ел в последний раз, Артём уже и сам не знал, но живот ему подвело нешуточно. Припасов у Ульмана с собой никаких не было – собирались они в спешке и брали только необходимое.
Маяковская обстановкой и духом напоминала Киевскую. От когда-то изящной и воздушной станции оставалась только мрачная тень. Станция была теперь наполовину разорённая, с ютящимися в драных палатках или прямо на платформе перепуганными людьми, покрытыми подтёками и разводами от просачивающейся воды стенами и потолком, с одним небольшим костерком на всю станцию – топить нечем. Обитатели Маяковской переговаривались между собой совсем тихо, как у постели умирающего.
Однако и на этой задыхающейся станции нашёлся магазин – залатанная трёхместная палатка с выставленным у входа раскладным столиком. Ассортимент удручал – ободранные крысиные тушки, засохшие и сморщившиеся грибы, доставленные сюда невесть когда, и даже нарезанный квадратиками мох. Рядом с каждым товаром гордо стоял ценник – придавленный гильзой обрывок газетной бумаги с ровными, каллиграфически прописанными цифрами.
Покупателей, кроме них, почти не было – только худосочная ссутуленная женщина, держащая за руку маленького мальчика. Ребёнок потянулся к лежащей на прилавке крысе, но мать одёрнула его.
- Не трожь! Мы на этой неделе мясо уже ели!
Мальчик послушался, но надолго забыть о тушке у него не вышло. Как только мать отвернулась, он снова попробовал добраться до дохлого зверька.